– Мам, а я свой … своё …свои, письку и яйца, взвесил,
– Что! А зачем? – Мариам выпрямилась, и шагнула с коврика, у двери, в прихожей.
– Не знаю, мам. Просто подумал, а сколько оно всё весит?
– Ну, и сколько?
– У меня не получилось взвесить отдельно … ну, в общем, почти килограмм.
У матери округлились глаза – Дайка весы сынок – Мариам подсела к кухонному столу – Я тоже, свои титьки, хочу взвесить.
Сын доставал настольные электронные весы.
– А ты взвешивал лежачий, или возбуждённый, сынок? – Мариам расстёгивала блузку.
– Мам – Герасим поставил на стол весы и нажал кнопку «вкл.» – Если бы стоячий, как бы я тогда положил на весы?
– Ну да-ну да – бормотала мать, вывалив подойники.
Надо сказать, что отношения, между сыном и матерью, были доверительны.
Хм. Не то, да?
В общем, надо сказать, что в их отношениях было не просто доверие, была полная откровенность. Как-то так получилось, в общем. После развода, Мариам, водила мужчин домой. Впрочем, об этом уже было сказано. Водить, ночью, она не хотела. Это могло быть опасно. Поэтому, днём. Поначалу, она, спроваживала сына во двор – Поиграй сынок. Нам, с дядей Витей … Вовой… Толей … Колей … Митей … Борей … Федей надо проверить, почему не скрипит кровать. Но, как-то раз, Герасима поколотили, во дворе, местные хулиганы, и Мариам, некоторое время, постилась. Однако пришли месячные, а с ними непреодолимое желание плоти, когда хочется выйти на улицу и наброситься(!) на первого попавшегося мужика, и насиловать, и насиловать, и насиловать …
Вот тогда, и стали сближаться, мать с сыном. Ну вот. Опять, как-то, грубовато, с какими то намёками.
Придётся подробнее. Когда очередной хахаль (или фраер) настойчиво жал кнопку дверного звонка, Мариам прятала сына в шкаф для одежды, и запирала дверцы на замочек.
На замочек? Тут надо вернуться к одному эпизоду. Герасим лежал в шкафу, а фраер (или хахаль) лежал на Мариам. Чтобы сыночке было не жёстко в шкафу, Мариам укладывала его на несколько подушек. Хахаль (или фраер?) не просто лежал на Мариам, как вы, наверное, уже догадались. Хотя, если честно, даже полежать, на Мариам, было в кайф. Кровать поскрипывала качественно и ритмично (дядя фраер починил), и Герасим уснул, под, этот, убаюкивающий метроном. И вот, когда в поскрипывание кровати, добавились стоны – Оооох! … Оооох! … Оооох! … вдруг, заскрипели дверцы шкафа, и спящий Герасим, с грохотом, выпал на пол! Фраер (или хахаль?), был не из робкой тыщи … Но, обделался.
Натурально обосрал-я. Ну вот, после этого, и появился замочек. То ли так получалось, то ли сама выбирала, но мужички, всё, попадались мелкие, плюгавенькие. Но Марьяне – это, нравилось. Марьяна, доминантка! И когда, очередной хахаль, поелозившись минуты три, начинал лапать её сиськи, Марьяна, бесцеремонно, сдёргивала его, подминала под себя, и сама тёрлась и елозила, придавив, фраера, буферами!
Ннда! Ни один не выдержал пытки. Минут через семь, трепыхания, в бесплодных попытках выбраться, хахаль затихал. Марьяна сбрасывала, бесчувственного бойфренда, на пол и приводила в чувство.
Пинком!
Если, не дошла. Если, дошла … Тоже сбрасывала. Но, в чувство, приводила, засадив, хахалю, палец, в жопу! Тот выгибался, а Марьяна совала палец, только что извлечённый из жопы, ему под нос. Иногда и в говне. Ннда! А бывало, находило, или накатывало на Марьяну, и она унижалась перед хахалем, вылизывая ему муди, и наслаждаясь унижением. И степень наслаждения, от самоуничижения, достигала апогея, когда хахаль не смог удовлетворить, жаждавшую оргазмов, плоть. Пытки, пальцем в жопу, и из жопы под нос, правда, не избежал, ни один. Причём, когда унижалась, палец совала уже в свою жопу.
Демонстративно. Чтобы видел хахаль. И, плотоядно улыбаясь, тыкала пальцем, с мазлами, говна, на нём, хахалю, под нос.
Обе титьки, на чашу весов, не вошли, конечно. Левая вытянула – кило четыреста, правая – кило двести девяносто.
– Маам – ну оно и видно, что не одинаковые, и левая – больше.
– Даа. У тебя тоже яйца разные, левое побольше. На ощупь – это, не ощущается, а вот когда смотришь … Сынок – у Герасима, спонтанно, вставал член, оттопыривая трико – Сынок, давай-ка я подрочу – Мариам встала – Мы уже сколько дней не дрочили?
– Шесть, мам. У меня всё отмечено. В дневнике. Дрочить послезавтра.
– Нет сынок, ты растёшь и надо сокращать интервал. Иди раздевайся и ложись, а я руки вымою.
Ну вот. Опять. Как-то, нежданно-негаданно. Сразу, бац! И мать, дрочит сыну. Придётся зайти издалека.
Читать дальше