Юрий Павлов - В Советском Союзе

Под форточкой, у окна, закрашенного белой краской, курили две девушки.

– Галя! Вера! Я ведь просила: не курить в туалете!

И поперхнувшись, закашляла.

Загасив окурок, о подоконник, Галя распахнула створки окна.

– Ну что ты делаешь! Закрой! Я не хочу, чтобы за мной подглядывали!

Закрашенное, белой краской, окно женского туалета выходило на территорию института.

Галя закрыла окно, и девушки вышли.

Закрывшись в кабинке, и достав из кармашка юбки бумажную салфетку, задрала подол, и стянула трусы. Раздвинула ноги, и наклонившись над унитазом, и упираясь локтями в коленки, приподняла попу.

Нет, жопу!

Крупная была женщина!

Шумно лилась моча, вспенивая воду. Напрягая живот, и втягивая сфинктер, хотела выпустить газы без звука, но не сдержалась и громко запердела! Подтёрлась салфеткой, и вытерев ею же руки, оправила юбку, оглаживая бёдра.

Поправляя причёску перед зеркалом, сунула руку под мышку и, передёрнув плечом, поправила лифчик.

Не вымыв рук, вышла из туалета.

Дрочила хуй. Слюной, залупу Измазав, сунула в пизду, Он затыкал ей пальцем жопу, И щупал влажную манду. И позабыв, про стыд и горе, Она еблась, серел рассвет; Гандон болтался на заборе, И в окнах, с видами на море, Не отражался лунный свет

Дарья Михайловна – крупная женщина.

Крупная, во всех смыслах, этого слова: рост метр восемьдесят пять, широкие, необхватные бёдра, и круто выпирающие назад, булки ягодиц. Бюст, седьмого размера!

– Аэродром – говорил Альберт, покойный муж, когда, лёжа на ней и щекоча волосатой грудью соски, швыркал влагалище длинным, и толстым членом.

С мужем она прожила тринадцать лет.

Семейная жизнь – первая её тайна, тщательно, от всех, скрываемая.

Альберт работал сантехником.

И пил, пил, пил.

В сексе не было удовлетворения.

Муж быстро кончал, а излившись, отваливался и засыпал, не успев отвернуться к стене.

Поначалу страдала из-за этого.

Потом приспособилась.

Когда он засыпал, ласкала пальцем клитор, ещё не остывший от возбуждения, и тяжело дыша, прикусывала губу, чтобы не разбудить, стонами, мужа.

Три раза лежала в гинекологии.

Два раза, с кровотечением.

А в третий, с кровотечением, и разрывом заднего свода шейки матки.

Три раза он насиловал её.

С грубой, звериной жестокостью. Пьяный, с налитыми кровью глазами, зажимая ей рот рукой.

Она кричала, от боли, когда он насиловал её в первый раз.

В третий раз потеряла сознание, от болевого шока.

Он кончил, и отвалился. И уснул. Придя в себя, сама вызвала скорую.

Член профкома, член партии, она быстро продвигалась по карьерной лестнице. Выписавшись из клиники, пришла к парторгу и сказала, что будет разводиться.

– Ну что сказать? Разводись. Но по партийной линии, продвижения уже не будет.

Она подала заявление на развод.

Альберт умер через семь месяцев, от цирроза печени. С квартиры Дарья съехала, и жила в общежитии. После похорон, свекровь, жившая отдельно, с младшим сыном, инвалидом ДЦБ, предложила жить вместе. Нину Марковну, она называла мамой, и после развода. А свекровь относилась к Дарье, как дочери. Может быть ещё и поэтому, она так долго не могла решиться на развод. Свекровь не перенесла горя. Заболела, и через два месяца умерла. Дарья осталась, в двухкомнатной квартире, с инвалидом. Она не смогла нарушить обещание, данное свекрови: не отдавать Вениамина в дом инвалидов. Вениамин был безобидный, тихий. Особого ухода ему не требовалось. Только в ванне он не мог помыться сам, завязать шнурки на ботинках, да натянуть майку (или дашку). И говорил; заикаясь, и растягивая слова.

Утром, пятого дня после похорон свекрови, Дарья обувалась в прихожей.

Вениамин стоял в проёме комнатной двери, прислонившись к косяку.

Он, с первого дня, так провожал её на работу. И, так же, встречал.

Открывая дверь, она сморщилась и повела носом. Острый запах пота исходил от Вениамина.

– Вечером будешь мыться. Пока.

– Ддддооооосвидааааания Ддддаааша.

Вечером, набрав в ванну воды и взбив шампунь до пены, позвала

– Вениамин!

Он пришёл. С полотенцем.

– Почему не разделся?

Дарья, с улыбкой, смотрела на него, сверху вниз.

Альберт был выше Дарьи. А Вениамин, низкорослый, и сухощавый.

У него покраснели мочки ушей.

– Я что, голого мужчину не видела? Раздевайся. Подожди. Дай, я сама.

Расстегнула, и сняла с него рубашку. Присела, и отодвинула полотенце, которое, он, держал перед собой. И замерла.