Итак, пока я сплю с мужем, пока его семя проливается в глубь моей матки – пусть в этот же период я встречаюсь еще с десятью мужчинами на стороне – никто и ничто ему не докажет, что появившееся на свет дитя ему не принадлежит; ребенок либо от него, либо от кого-нибудь другого, и даже в случае неуверенности, муж (раз он принимал участие в зачатии означенного существа) не вправе колебаться и должен признать его своим. Дитя, способное произойти от мужа, принадлежит мужу, и всякий, кто терзается сомнениями на сей счет, обречен на вечные муки, будь он женат хоть на весталке, ибо нельзя поручиться ни за какую женщину: десять лет являя собой образец добропорядочности, она в одночасье перестает быть таковой. Словом, подозрительный супруг всегда найдет повод для подозрений и никогда не обретет уверенности, что обнимает собственного своего ребенка. А коли так – вполне допустимо, время от времени, подтверждать на деле мужнины догадки: сие ничто не изменит в его поведении и не сделает его ни счастливей, ни несчастней. Предположим, мужа действительно ввели в заблуждение: он холит и лелеет плод распутства своей жены. В чем, собственно, состав преступления? Разве у супругов не общее имущество? А в таком случае, совершаю ли я зло, вводя ребенка в семью, где ему по праву принадлежит часть нашего общего добра? Ребенок будет пользоваться моей долей, ничего при этом не украв у дражайшего супруга; то, что достанется малышу, я рассматриваю, как вступление во владение моим приданым; то есть, оба мы ни в чем не ущемляем интересов мужа. Будь ребенок законным, на каком основании он претендовал бы на часть моего состояния? Не в силу ли того, что произошел он от меня? А значит, на том же основании, с полным правом пользуется материнской долей имущества и ребенок, родившийся от интимной связи. Так или иначе, я предоставляю часть своих богатств тому ребенку, который принадлежит мне.
В чем меня упрекают? Ребенок ничем не обделен. «Но ведь вы изменяете мужу, лицемерие ваше чудовищно». – Ничего подобного, я просто возвращаю долги; он первый меня одурачил, насильно заковав в брачные цепи: вот я и мщу, чего же проще?
«Вы наносите ощутимый ущерб своему супругу, не дорожите его честью». – Отживший предрассудок! Беспутство мое никак не затрагивает мужа; мои прегрешения – мое личное дело. А так называемое бесчестье – понятие столетней давности, в наши дни пора отделываться от этой иллюзии, так что супруг мой обесчещен моим развратом ничуть не больше, чем я – его собственным. Да отдайся я хоть всем мужчинам земли – на муже моем не будет ни царапинки! Следовательно, пресловутый ваш «ущерб» – пустой вымысел, не имеющий ничего общего с реальностью. Одно из двух: либо супруг мой грубиян и ревнивец, либо – человек деликатный; в первом случае, лучшее, что я в силах придумать – отомстить за дурное обхождение; во втором – я нисколько не огорчу своего супруга, ибо буду вкушать наслаждения, отчего он, как человек благородный, будет только счастлив: натура деликатная, несомненно, порадуется блаженству, испытываемому любимым существом.
«А если вы любите мужа, неужели вы согласитесь, чтобы и он поступал так же»? – Ах, горе той женщине, которая заберет себе в голову ревновать своего мужа! Если она его любит – пусть довольствуется тем, что он ей дает, не оказывая на него никакого давления; ничего не добившись, она вызовет с его стороны только ненависть. Будь жена благоразумна – ее не удручит распутство мужа. Если он последует ее примеру – в семье воцарится мир и согласие.
Подведем итоги: положим, адюльтер завершается введением в дом детей, не принадлежащих мужу – в любом случае, это дети жены, а значит, они обладают неоспоримыми правами на часть ее приданого; если муж осведомлен, он должен рассматривать их, как детей от первого ее брака; если он ни о чем не догадывается, то не почувствует себя несчастным, ибо нераскрытое зло не способно причинить страдание; если адюльтер не имеет последствий и неизвестен мужу, никакой юрисконсульт не докажет здесь состава преступления; и тогда супружеская неверность оказывается совершенно безразличной для мужа, ничего о ней не ведающего, и чрезвычайно приятной для жены, которая ею наслаждается; если муж обнаруживает супружескую измену, то злом представляется вовсе не адюльтер – только что мы выявили, что он, по сути, таковым не является – а его обнаружение, то есть природа адюльтера в обоих случаях неизменна, и зло заключено лишь в факте его раскрытия обманутым супругом; выходит, вина падает исключительно на самого мужа: жена тут ни при чем.
Читать дальше