Розалинда Шторм - Наложница по собственному желанию

Вместо того, чтобы подать свою, кудряшка стала отползать.

– Ты чего это? – удивилась я. – Ничего тебе не сделаю, помочь только хотела.

– Благодарю, – сипло ответила та, не глядя на меня. – Не нужно тебе меня касаться. Не нужно говорить со мной.

– Почему это?

Девчонка всхлипнула, но сумела удержаться от плача. Она подняла глаза, в которых плескалась боль, и ответила:

– Ты красива, необычна. Ты, будто экзотичный цветок в саду Повелителя. Я же после случившегося стою меньше чем за меня заплатили отцу. Не нужно брать себе мою грязь.

Твою ж, маму! Что у нее в голове?!

– Какая же ты глупая! – не смогла сдержаться. – Неужели ты считаешь себя виноватой?!

Девчонка молчала. Я уселась на пол рядом с ней и провела ладонью по спутанным волосам.

– Как тебя зовут?

Снова молчание.

– Поверь, если я узнаю твое имя, ничего страшного не случится. Правда.

– Чайлана, – нерешительно ответила она.

– Вот и отлично, Чайлана. Я Катя.

И снова подала ей руку. Она осторожно вложила свою.

– Приятно познакомиться.

Девушка нерешительно улыбнулась.

– Пойдем, примем душ. Ты знаешь, где здесь эти адовы купальни?

– Знаю.

С трудом подняв девчонку на дрожащие ноги, повела, ориентируясь на ее подсказки. Остальные рабыни, как и предполагала Чайлана, шарахались от нее, как от огня.

Вот идиотки!

Купальни походили на публичную баню советского периода. Никаких тебе нормальных душевых, только ключ, бьющий из земли, шайки и ковшики. Ах да, какие-то колючие тряпки, выполнявшие функцию мочалки. Шампуни, гели, скрабы и тому подобное заменяла одна густая жижа: черная и вонючая, как деготь.

И как здесь мыться?!

Впрочем, зря я хаяла жижу. Наверное, никогда не чувствовала себя такой чистой, как после ее употребления. Да и вонь моментально улетучилась, стоило опрокинуть на себя несколько ковшей воды. Кожа стала мягкой и нежной, будто я провела в спа-салоне не один час.

Чайлану пришлось мыть мне. Она едва добрела до скамейки, как впала в прострацию. Молчала, бесцельно смотрела в угол и не шевелилась. Я руководила ей, будто ребенком. Приказывала подать то руку, то ногу.

Нужно было как-то ее расшевелить, дать боли выйти наружу, а не снедать изнутри. Но как это сделать, я совершенно не представляла. Думала-думала, но придумала.

Вернулась старуха, провела «смотр войск», нашла нас довольно чистыми, чтобы предстать пред покупателями. Косметики или чего-то похожего не выдали, видимо, предполагалось, что товар должен быть без лишних украшательств. С одеждой продавцы тоже не заморачивались: набедренная повязка и, блин, бусы на шею. В таком виде я не встречала своего единственного любовника, не то, что неведомое число незнакомых мужиков.

Но делать нечего, ведьма дала понять, чем грозит неповиновение.

Дальше потянулись часы, наполненные переживаниями и нервными перешептываниями товарок. То ли до меня, наконец, доперло, куда я попала, то ли общая нервная обстановка подействовала так угнетающе, но я забилась в уголок, села, подтянула колени к груди и закрыла глаза. Рядом жалась Чайлана. Несчастная не отпускала моей руки до тех пор, пока двери «темницы» с шумом не открылись, впуская старуху и очередных крылатых надсмотрщиков.

Тех, кто воспользовался невменяемым состоянием кудряшки, не было. Надеюсь, безумная ведьма их сварила и сожрала или заездила до смерти, что более вероятно.

Впрочем, Чайлане хватило одного вида чернокожих здоровяков. Девчонка задрожала, как лист на ветру, и тихонечко заскулила.

Вашу ж, крылатую! Как есть бездомный щенок у подъезда! Нужно срочно придумать хоть что-то!

– Чайлана! – заорала я, невзирая на гробовую тишину, образовавшуюся с приходом старухи. – Смотри на меня!

У девчонки тряслись губы, глаза были широко распахнуты и наполнены слезами. Казалось, еще чуть-чуть и она забьется в истерике. Этого допустить я не могла.

Не думаю, что старуха потерпит такое, скорее уж велит добить бедняжку.

Вот только Чайлана уже ничего не соображала от страха, не слышала меня. Пришлось действовать по старинке: как следует, размахнувшись, залепила ей звонкую пощечину. Девчонка ахнула, прижала ладонь к щеке и, наконец, отвела взгляд.

– За что?! – пролепетала она.

– За все! – огрызнулась я. – Чего ты туда уставилась, мужиков не видела?!

Из глаз Чайланы уходил страх, зато вот злобы прибавилось.

– Так понравилось, что решила повторить?! – продолжала я давить на больное, прекрасно зная, что сама за такое удавила бы в унитазе, но нужно было действовать. Пусть лучше меня ненавидит, чем себя.