Мэгги Ри - Там, где меня ждёт счастье. Том четвертый

– Смотри, он только что дернулся.

– В смысле? – я подумал на датчик, проверяя систему, а она повертела головой и указала на «спящего».

– Да нет же… Когда я вкладывала глюкозу, Карл дернулся. Знаешь, что это означает?

Я промолчал, пытаясь сообразить.

– То, что он почувствовал эту боль. Импульс дошел до мозга! От рецептора кожи… До мозга! – Зои взглянула мне в глаза, и я неловко улыбнулся. Она радовалась так, словно только что совершила открытие. – Это уже прогресс, Боби, ведь люди, которые находятся в коме, просто не могут реагировать на боль!

– Хочешь сказать, что…

– Да! Карл потихоньку приходит в себя! – она посмеялась и погладила моего племянника по светлым волосам. – Господи, только бы он поскорее пришел в себя… Это будет просто чудо, если он…

– Да… – кивнул я, глядя на племянника. Он был весь в трубах, с испариной на лбу, и совсем бледный. Я до конца надеялся, что он сможет победить эту проклятую слабость, и сейчас тоже не переставал верить. Он был обязан прийти в себя, если не для себя, то для девушки, что его так долго ждёт. Для дяди, в конце концов.

***

Я стоял у выхода, когда Зои спустилась от Максимыча с каким-то озадаченным выражением лица. В ее руках был конверт с анализами Эванса и ей поскорее хотелось его открыть, но мы договорились, что сделаем это в Италии вместе.

– Как думаешь, там не будет ничего особенного? – спокойно спросила она меня, убирая его в сумку.

– Надо будет глянуть. Марк Максимыч же не выглядел озадаченным?

– Он не видел анализов, они анонимны и были подсчитаны разными лабораториями. Я специально сделала так, потому что наш молодой друг не самый обычный человек.

– О, ну я имел ввиду… – я спрашивал её о том, как отреагировал директор на то, что она к нему явилась, но теперь вопрос отпадал как-то сам по себе. – В смысле… Ты думаешь, что Эванс какой-то ненормальный? Понятное дело, он специфический…

– Разве тебя не зацепило то, что у него из волос идет кровь?

Мы направились к машине. Я взглянул на её сосредоточенное личико и тихо ответил:

– Напрягает. Но я прекрасно понимаю, что его также напрягает то, что мы лезем не в свое дело, пытаясь узнать, кто он такой… Он даже таблетки все съел, лишь бы мы не узнали.

– Он настоящий дурак. Будто бы по анализам нельзя будет сказать, что это за таблетки! – Зои посмеялась и села на переднее сиденье, пристегиваясь, затем пристегнула меня, словив поцелуй с моих губ. – Я не хотела бы лезть в его жизнь. Он не понимает, но ему самому хорошо было бы узнать правду о себе. Например, причину обморока. Ты сам знаешь, что за собой несет синкопальное состояние… А у него оно было.

– Я не придал этому такого огромного значения…

На мой ответ Зои лишь пожала плечами и нажала ножкой на газ.

– Эванс очень необычный и странный для меня лично человек… Я бы хотела понимать, что он из себя представляет. Почему он говорил о ребенке, который умер у меня больше десяти лет назад и почему он знает его имя, если я не рассказывала о нем никому? Откуда у него так много информации? Я бы хотела узнать все до мелочей…

Я ничего не ответил. В последнее время меня совершенно не волновало то, что происходит вокруг нас Зои, я целиком и полностью хотел отдаться мыслям только о нас двоих… Теперь же меня мучила совесть.

– Если ты так волнуешься, мы можем расспросить его по приезду… Всё-таки, я ему плачу. Я обязан знать о нем все в деталях. Мне не будет спокойно на душе до тех пор, пока ты не расслабишься… – тихо сказал я, поглядывая на ее личико в надежде на то, что она поймет причину моего бесчувствия по отношению к Эвансу.

Не могу я думать о нем, когда у меня есть ты, Пузырик. Не могу. И так опасно отвлекаться, так страшно за твои переживания. Чуть что, хоть малейшее беспокойство, и ты вновь возвращаешься к паническим атакам, как теперь каждый вечер во сне… Ты этого не знаешь, а я не рассказываю. Ведь я люблю тебя любой. И буду рядом, несмотря ни на что.

ЭВАНС:

Стоило медикам уехать, я сразу расслабился. Пошел, сделал себе бутерброд с колбасой, лег на диван под плед и включил телевизор. Я уже и не помнил времени, когда вот так просто лежал на диване с голыми ногами в одних только трусах и меня никто не трогал…

Мне было очень трудно смириться с тем, что теперь у меня в жизни есть место, куда я могу бы всегда вернуться. Дело было далеко не в том, что мне важны были деньги Робертосика и подработка… Просто я чувствовал уют рядом с этими людьми, какими бы странными они не были… Не было ощущения, что я обязан им чем-то, что я ужаснее. Я мог быть самим собой, и всё.