Сергей Лузин - Настька. Не такая, как все

Когда наконец все закончилось, Настя лежала, уткнувшись лицом в подушку, и слезы сами собой лились у нее из глаз.

– А ты ничего даже, – услышала она откуда-то издалека приятный голос Влада. – Я-то думал, хуже будет. Где хоть научиться-то успела?

С трудом оторвав голову от подушки, Настя увидела, что весь ее макияж размазался по желтой наволочке. Она поскорей утерла слезы и, сев на кровати, принялась собирать разбросанную по полу одежду. Влад сидел на другом конце кровати, так и не одевшись, и глядел на девочку уже не с жадностью, а даже с некоторым восхищением. Достав из кармана джинсов кошелек, он протянул ей тысячу, но она так отчаянно замотала головой, что он убрал деньги обратно и, взяв с тумбочки пачку «Винстона», закурил сам и протянул сигарету Насте.

– Я… я не курю, – робко произнесла она.

– Да ладно тебе, – усмехнулся Влад, – рано или поздно придется попробовать.

Помедлив, она взяла сигарету, прикурила от протянутой зажигалки и, вдохнув едкий дым, закашлялась. Стремясь скрыть позор, она затянулась сильнее, но успокоения, как ни странно, не ощутила, наоборот, ее замутило еще больше. Глядя, как она неумело затягивается и совсем по-детски хлюпает носом, Влад философски изрек:

– Жизнь одна, и в ней нужно успеть многое попробовать. Ничего, понемногу всему научишься.

…Этой ночью Настя долго не могла заснуть. Лежа в темноте, в привычной и уютной комнате, она прокручивала в голове весь сегодняшний день и его мелкие детали: голые стены и грязные занавески в квартире Влада, его мерзкие прикосновения, противный вкус его сигарет… Неужели каждый раз теперь секс будет для нее таким неприятным?..

Несколько дней после этого она боялась даже выходить из дому, чтобы ненароком не встретить на улице его . Родителям она сказала, что плохо себя чувствует, чтобы не идти в школу. Этот трюк у нее безотказно прокатывал с самого раннего детства: ей легко поверили и позволили остаться дома. Но возникла другая проблема: она внезапно осознала, что презерватив, который надевал Влад, вполне мог порваться или соскочить, а тогда… Она боялась даже думать о том, что могло произойти, если бы она вдруг забеременела. Не говоря уже о том, что сказали бы родители, узнав об этом. Единственным человеком, с кем она могла об этом поговорить, была, конечно же, Светка. Однако даже позвать ее к себе домой не получилось бы: сотового у Насти еще не имелось, а звонить на домашний было бесполезно: все равно подруги вечно не было дома. Раньше они умели каким-то образом встречаться, не договариваясь заранее: стоило одной выйти во двор, как другая уже была тут как тут. В крайнем случае передавали сообщение через какого-нибудь знакомого. А теперь…

На третий день Настя не выдержала и решила обо всем поговорить с мамой. Разумеется, со всей осторожностью, ни в коем случае не открывая правду.

– Слушай, мам, можно тебя спросить?.. – начала она, как только мать вошла к ней в комнату с обычной порцией лекарств (она была врачом и потому никогда не водила дочь в поликлинику, а лечила ее сама).

– Конечно, Настенька, спрашивай, – улыбнулась тетя Лена.

– А когда ты… в первый раз… ну, сделала это… ну то есть… когда ты в первый раз занялась этим ?

Улыбка сползла с лица матери, и она смущенно пробормотала:

– А почему ты спрашиваешь, доченька?

– Просто так… Мне интересно узнать, что девочки вообще чувствуют, ну, когда они… ну, занимаются этим…

– Да ну как тебе сказать… – Тетя Лена присела на стул возле кровати. – Тут у каждой по-разному. Я, например, только на втором курсе, в девятнадцать лет это испытала.

– И как это было? – вскинулась Настя, чувствуя, что вот-вот, она уже близка к разгадке тайны.

– Да как тебе сказать, – снова замялась мать, – дело-то было такое… Ну ладно, слушай, все равно бы узнала. Словом, это было на втором курсе, поехали мы тогда на дачу, к подруге моей, Тамаре Селезневой, у нее день рождения был. Ну, естественно, выпили порядочно. Ну, а потом Томкин брат, зэк бывший, со мной это и сделал. Я его с тех пор больше и не видела.

– И как… что ты чувствовала? – трепеща от волнения, спросила Настя.

– Да ничего такого, – махнула рукой мать, – я ведь пьяная была, мне как-то все равно было. Но потом, конечно, старалась поменьше об этом вспоминать.

Настя поникла головой. Действительно, быть может, если бы она тогда выпила, все было бы по-другому, быть может, она ничего такого бы не почувствовала и сейчас не ощущала бы себя такой грязной? Почему-то мамин рассказ не успокоил ее, а, наоборот, оставил в душе какой-то мутный осадок.