Лилия Орланд - Будь со мной нежен

– Сиди здесь! – даже зажигание не выключил, и в салоне продолжало работать отопление.

Конечно, буду сидеть. Куда идти-то – кругом лес и сугробы по колено. Я углядела за редким зимним кустарником спрятанную на второстепенном съезде машину ДПС. До неё было метров пятьдесят. Хорошо встали – дорога прямая, с горочки водители разгоняются, а тут их ап! И поймали. Ограничение скорости семьдесят километров.

Борисов и гаишник направлялись к спрятанной за кустами машине. Вадим что-то говорил, а инспектор усиленно кивал. Взятку, наверное, предлагает, чтобы штраф не выписывали.

Я подумала о том, почему разогнался Вадим. Ну конечно, он кончил, вот и нажал на педаль газа сильнее, чем было необходимо.

Недавняя обида на его грубость не прошла. Мне было тоскливо и одиноко. Очень хотелось домой, к отцу. Я вспомнила, что он в больнице. И стало ещё тоскливее.

Пока Борисова не было, я поправила бельё, натянутое впопыхах, расчесала ладонью волосы и переплела косу. Пусть я выгляжу сегодня и не лучшим образом, но, по крайней мере, постараюсь сохранить достоинство. То, что от него осталось после двух дней знакомства с Вадимом Борисовым.

Я увидела, что он идёт обратно, и тут же напряглась. У меня уже вырабатывался условный рефлекс – при виде этого мужчины я внутренне сжималась и ожидала любой подлянки с его стороны.

Я смотрела, как Борисов поднимается на основную трассу, и вдруг подумала, что кого-то он мне напоминает. Как-то знакомо он двигался, что ли… Могло быть такое, что раньше мы с ним пересекались? Да ну, глупости. Его я бы уж точно запомнила.

Он принёс с собой в салон холод зимнего дня. И мне стало ещё более неуютно рядом с ним.

Вадим помолчал некоторое время, глядя перед собой. Мне показалось, он на что-то решается, но ровно до тех пор, пока Борисов не начал говорить.

– Они согласились не выписывать штраф. Сейчас ты их по-быстрому обслужишь, и поедем дальше.

– Что?! – это было настолько чудовищно, что я решила, мне послышалось.

Но во взгляде, которым Вадим смотрел на меня вовсе не было жалости. В нём вообще не было ничего человеческого. За что он меня так ненавидит? Что я ему сделала?

Ладно, он сам измывается надо мной, но отдать как шлюху другим мужикам – это даже для садиста Борисова было перебором.

– Я не пойду! – заявила, как могла, твёрдо, уцепившись пальцами в обивку сиденья, будто это могло мне помочь остаться в салоне машины.

– Ты пойдёшь и отсосёшь, и раздвинешь ноги! И вообще, сделаешь всё, что они скажут. Я оплатил штраф твоим телом. Так что давай, вперёд!

Нет. Я не могу. Я просто не могу этого сделать.

– Пожалуйста, не надо, – захныкала я, взывая к его жалости.

Ну не может же он быть настолько безжалостным? Но он был…

– Я сказал, пошла! – Борисов перегнулся через меня, открыл замок и толкнул дверь. Меня обдало холодом и с другой стороны.

– У меня есть с собой немного денег! – пришла на ум спасительная мысль.

Но лишь взглянув на Вадима, стало понятно – дело вовсе не в деньгах. Это очередное унижение, направленное на то, чтобы сломать меня. Уничтожить.

Во рту пересохло. Он просто больной. Сумасшедший садист. Я не знаю, за что он мне мстит. Почему так сильно ненавидит. Но каждый его удар достигал цели, делая мне не просто больно, но по кусочку уничтожая мою душу…

– Пошла! – он толкнул меня. И я, испугавшись, выпрыгнула на обочину. Вадим тут же захлопнул за мной дверь.

Я сделала два неуверенных шага и обернулась. Борисов неотрывно следил за моими действиями через лобовое стекло. На его лице была целая гамма эмоций – и предвкушение, и злорадство, вот только ненависти там не было.Я уже понадеялась, что это всё злая шутка, как он махнул мне рукой, приказывая идти дальше.

Снег на обочине был выше моих сапожек, поэтому они тут же зачерпнули ледяного крошева, немедленно растаявшего и промочившего мне ноги. Короткая курточка, которая вчера показалась мне удобной, чтобы сопровождать отца в больницу, совсем не хранила тепло. И я моментально продрогла. Зубы стучали от страха и холода.

Каждые несколько метров я оглядывалась на чёрный внедорожник Вадима, мечтая, чтобы он передумал, догнал меня и велел садиться внутрь. Пожалуйста, Господи! Я не могу! Я не хочу. Пожалуйста!

Я не знала, о чём именно просила, о каком спасении молилась. Но всё же продолжала надеяться на чудо.

До поворота, где скрывалась машина гаишников, оставалось не более двадцати метров. Из глаз текли слёзы. У меня не было даже моральных сил их вытирать. Я вся была словно натянутая до предела пружина, которая вот-вот сорвёт механизм самосохранения и понесётся вниз с обрыва.