Надежда Волгина - Заземелье

Вернувшись на еловую насыпь, задумалась. Что было правдой? Виталя разбился, вчера его похоронили. Это правда? Горе накатило волной без предупреждения, заставив сжаться в комок. Как бы я хотела, чтобы это оказалось неправдой! Вот бы сейчас проснуться и увидеть смеющееся лицо брата – как он будил меня, когда я упорно выключала будильник и просыпала на работу. А потом заставлял завтракать… В груди привычно защемило от непролитых слез.

А дальше? Я отправилась спать, а потом? Потом оказалась здесь. Судя по всему, именно это неправда. Тогда, я должна скоро проснуться в собственной кровати и забыть про этот кошмар.

Потянуло запахом готовящейся еды. В комнате заметно посветлело. Наверное, рассвет. На полу ведра, лопаты, вязанка дров в углу… Кругом грязь и запустение. А пахло все сильнее, пока я не поняла, что рядом с домом, действительно, готовят.

Выходить наружу боязно. Скорее всего, готовит тот, кто меня сюда притащил.

Я подошла к двери и толкнула, опасаясь, что она заперта снаружи. Дверь неожиданно легко поддалась и жутко заскрипела, а потом и вовсе распахнулась. Передо мной раскинулся лес, окутанный предрассветными сумерками, небольшая полянка и ярко пылающий костер с дымящимся котелком. Кто-то сидел рядом с костром и помешивал варево. Поворачиваться, похоже, не собирался. Я видела широкую спину и темные волосы, спрятанные под воротник теплой куртки. Он наклонился к костру и с шумом втянул похлебку, а потом отложил ложку на большой камень.

Дольше переминаться на пороге было глупо, я неуверенно двинулась к костру. Пора узнать, каким образом оказалась в лесу, кто этот мужчина и что ему от меня нужно?

В огромных сапогах идти оказалось неудобно, они все время норовили соскользнуть, приходилось тащить их за собой по земле. Холод проникал под фуфайку. Я плотнее закуталась, обернув ее вокруг себя на манер кимоно и застегнув пуговицу на спине.

Возле костра стало намного теплее, по коже побежали приятные мурашки. По мере приближения, мне открывался сначала профиль незнакомца, а потом я разглядела его лицо, когда глаза привыкли к яркому свету. Но, что это за лицо?! Еще не встречала таких красивых мужчин. В свете костра его кожа отливала бронзой. Наверное, он смуглый, вот и кажется, что бронзовый. Черные волосы волнами окаймляли лицо, открывая широкий лоб, прямой нос, строгую линию губ и квадратные скулы. Глаза не могла разглядеть. Он не смотрел на меня, а что-то искал в сумке, стоявшей рядом на земле.

Это уже становится интересным. Я обогнула костер и присела на поваленное дерево с другой стороны. Ладно, раз он играет в молчанку, я тоже первая не заговорю. Зато, появилась возможность как следует рассмотреть его одежду. Весь в черном, надо же! Брюки со стрелками, батник с круглым вырезом, из которого выглядывает мощная с выступающим кадыком шея. Я заметила золотую цепь, не самую тонкую, она проглядывалась под батником, и фрагменты ее поблескивали на шее. Куртка, по-моему, кожаная и явно дорогая.

Интересно, что он делает в лесу в таком прикиде? Больше смахивает на модель, и место ему на подиуме. Даже ботинки, и те лакированные!

Мое удивление все росло, пока я не посмотрела на его руки и не забыла обо всем на свете. Такие руки могли быть у пианиста или скульптора, возможно еще хирурга. С длинными пальцами, красивой формой ногтями, они грациозно достали из сумки какую-то коробочку, а потом взяли ложку, зачерпнули ей что-то белое и рассыпчатое и добавили в котелок. Я сидела, как зачарованная, не в силах отвести взгляда от такой красоты, представляла, как эти пальцы трепетно порхают над клавишами рояля, выводя сложные пассажи.

– Думал, забыл соль.

От неожиданности я вздрогнула и отвела взгляд от его рук. Ну, конечно, какие еще могут быть глаза у совершенного существа мужского пола? Черные, глубокие, с пушистыми ресницами, они казались обманчиво мягкими. Интуитивно я чувствовала, что доброты в них столько же, сколько снега в пустыне Кара-Кум.

Мужчина смотрел на меня, не мигая, становилось все неуютнее. Я представила, что он сейчас видит, и захотелось немедленно умереть. Растрепанное пугало с карими невыразительными глазами и бледной кожей. Вообще-то, волосами своими я гордилась, когда выпрямляла их утюгом, и они блестели, как вороново крыло, спадая тяжелой массой на спину. Мне все завидовали, говорили, что такие густые и прямые волосы – редкость. Плюс ко всему, они были настолько насыщенно-черными, что не нуждались в окрашивании. Черные волосы и бледную кожу я унаследовала от матери. Это типичный признак национальности иудеев, к которым я и относилась. Тетя Вера всегда говорила, что я дочь своего народа, и должна гордиться такой внешностью. Я же считала свое лицо слишком бледным и регулярно пользовалась тональным кремом.