Кларисса Уайлд - Мистер Икс

Она хнычет, пока завязывает последнюю веревку вокруг своего запястья. Затем она поднимает на меня глаза с холодным и жестоким выражением. Я перекрываю ей все пути к отступлению, чтобы она не попыталась убить меня. Я люблю это. Она напоминает мне меня.

Я ставлю свой скотч на столик и поднимаю пистолет. Приближаясь к ней, я указываю на кровать, мысленно приказывая лечь.

— Пожалуйста, — в ее голосе я слышу мольбу.

— Шшшш, — я прикладываю палец к губам. — Ты ведь не хочешь ляпнуть что-нибудь, о чем потом пожалеешь.

Я наклоняюсь и осматриваю веревку. Нужно быть уверенным, что она привязана крепко. На всякий случай я всегда ношу с собой дешевую веревку, хотя и не поклонник. Это, своего рода, на экстренные случаи. Мне даже грустно от того, что мне приходится использовать ее против моего желания. Я бы предпочел для нее что-нибудь поэлегантней. Не то чтобы она этого заслуживала, но я люблю создавать из своих жертв шедевры. Я люблю превращать их в предмет искусства.

Она снова начинает говорить.

— Позволь мне…

Я дергаю веревку. Она кратко вскрикивает. Ей лучше последить за своим языком. Из ее рта ничего хорошего не выходит.

— Я же сказал… Заткнись!

— Но почему? Почему я? И откуда ты знаешь мое имя? — внезапный ужас в ее глазах привлекает мое внимание. Обычно мне нравится, как в моих жертвах закипает кровь, как краска уходит с их лица, когда они бледнеют, как отчаянно бьются их сердца, пропуская удары. Я люблю смотреть, как все это происходит. Но только не сейчас.

С ней все по-другому.

Я останавливаюсь и заставляю себя вспомнить, почему я так ненавижу ее.

Но и это я тоже ненавижу. Ненавижу вспоминать.

Я сильнее затягивая веревку до тех пор, пока она вообще не может пошевельнуть руками. Ее челюсть сжата, а губы напоминают голодного пса, который готов отгрызть голову своей жертве. Великолепно.

Улыбаясь ей, я отправляюсь к ее лодыжкам и проверяю веревки там, не спуская с нее глаз ни на секунду. Я хочу, чтобы она видела, как я смотрю на ее попытки вырваться из оков, которые кроме меня развязать никто не сможет. Никто, кроме того, кого она презирает и боится. Очень жаль, что она не помнит, насколько сильнее я презираю ее.

Это дает мне еще одну причину привязать ее здесь. Я заставлю ее страдать. Она заслужила это. Хоть я и не представлял, что доживу до этого момента, но наблюдать за всем этим — просто выбивает дух. И я собираюсь принять в этом участие.

— Тебе удобно, птенчик? — распеваю я и иду к другой стороне кровати.

— Иди в задницу!

— Ну-ну, я думал, что уже объяснил, я здесь не за этим.

— Тогда какого хера ты меня хочешь? Хочешь, чтоб я сама себя удовлетворила? Ты здесь, чтобы убить меня? Ты собираешься сидеть и ждать, пока я не признаюсь во всех своих смертных грехах? Или ты хочешь приватный танец, да? — она замолкает, раздумывая. — Потому что я к чертям собачьим не пойму, какого черта ты забыл в моей комнате!?

Я не сдерживаю смех и качаю головой после ее словесного взрыва. Хватая ее свободную руку, я намертво привязываю ее к столбику кровати. Я вяжу узел под ее шипение от боли и не могу промолчать.

— Ничего из вышеперечисленного, — я подмигиваю ей. — Или все сразу.

— Катись ты к черту! Я не заслужила такого! Что я тебе вообще сделала?

Я хмурюсь, пожирая ее глазами. Ее глаза говорят правду.

— Ты не помнишь, не так ли?

Ее глаза округляются, она открывает рот, но слова появляются лишь через несколько секунд.

— Помню что?

— Все.

Хватая за волосы, я запрокидываю ее голову и заставляю смотреть на меня. Заставляю увидеть шрам, который уродует мое лицо. Заставляю принять судьбу, которая была дана ей так же, как и мне.

Время никак на ней не отразилось. Она такая же красивая, соблазнительная, порочная танцовщица, дикая тигрица, а я уродливый монстр, в которого она меня превратила. Ничего не изменилось. Она всегда была единственным, что занимало мои мысли. Она и теперь занимает. Все, что я хочу, это чтобы она была моей. Теперь я хочу ее смерти.

Даже после стольких лет, все эти муки, вся ненависть, вся ревность внутри меня никуда не делись. А только окрепли.

Так же, как и желание, преподнести ей урок. Показать ей, что у нее могло бы быть.

Так что я продолжаю сжимать ее волосы, пока она терпит боль. Потом я слегка касаюсь ее губ своими. Они сладкие и восхитительные, какими я их и запомнил.

Но ей хочется показать зубки.

Острая боль опаляет мою губу. Я отдергиваюсь, ощущая металлический вкус во рту.