И он ответил. Смял ее губы в ответ. Просто не мог противиться сладкому запаху. Она, чертова сука, выводила его всем своим существом. Он был на грани дозволенного, когда она потянулась к его губам. Когда ее сладкие губы накрыли его рот, он подумал, что окончательно сошел с ума. Что все внутри перевернулось.
Она сама потянулась.
Сама обняла его, прижалась своим теплым, хрупким телом, вышибая весь воздух из груди. Если бы она не сделала этого, он бы не сдержался. Она словно почувствовала, что только так она сможет остановить его. Ее такие неловкие губы нерешительно целовали. Он зарычал, впиваясь в ее губы, раздвигая их, врываясь языком. Пробегаясь по ряду зубов. Ее теплый, влажный язык так неожиданно проник в его рот, что Блэк едва ли не задохнулся от этих ощущений, чувствуя напряжения в паху.
Рука невольно потянулась к кромке школьной юбки Ковалевой, притягивая ее еще ближе. Почему-то так необходимо было чувствовать ее тепло, так необходимо было чувствовать ее губы. Черт, почему она сейчас была так необходима?
Такая гладкая, нежная кожа бедра, по которой он прошелся легкими прикосновениями, заставляя девушку дрожать в его руках. Вторая рука потянулась к ее волосам и зарылась в них. В те волосы, которые он так люто ненавидел все эти годы, считая их мышиными, неухоженными. Воронье гнездо.
Резко дернув за волосы, он откинул ее голову назад, обеспечивая себе нереальный вид на бледную шею с едва проступающими фиолетовыми венками. И он впился в нее зубами. Наверняка оставляя багровый след. Но из ее рта вырвался он.
Едва слышный, прошибающий стон.
Казалось, он прошелся током по венам. Такой чертовски искренний. Так странно было видеть Ковалеву такой. Страстной, целующей, податливой. И он возвращается к распахнутому для него рту, кусает ее губу, оттягивает, причиняя слабую, сладкую боль. Он думал, он был уверен, что забыл его, что выбросил его из головы. Этот вкус. Невероятно сладкий вкус губ заучки.
Нет.
Этот вкус просто нереально забыть. Только вырвать оттуда. Из воспоминаний.
И накрыло. Безумием. С головой. Просто ее нога обвила его ногу, а его руки вернулись на талию, прижимая к себе так близко, что казалось, что вот-вот захрустят ребра. Ее руки спустились с шеи, впивались в спину, наверняка так же оставляя болезненные отметины. И сейчас было абсолютно плевать, что он никому и никогда не позволял оставлять на себе отметины.
Казалось таким неважным.
Штаны сейчас казались такими чертовски узкими, тесными, до ужаса неудобными. Хотелось снять.
– В этот раз определенно лучше, Ковалева, – проговорил он, отрываясь от губ. – У кого училась?
Что?
Что это только что было? Это он сказал?
Девушка резко оттолкнула его. Своими маленькими ладошками толкнула его в грудь, заставляя отшатнуться.
Он не ожидал, сделал пару шагов назад, отгоняя наваждение, слегка тряхнув головой. Она посмотрела на него с такой яростью, что его просто прошибло от нее. От этого неконтролируемого безумия в ее глазах. Лазурные глаза сейчас просто метали молнии. Обладай этот взгляд большей материальностью, от Блэка осталась бы лишь кучка пепла.
– Пошел к черту, Блэк, – выплюнула она яростно. – Понял? Пошел. Ты. К черту.
Сука!
Лекс совершенно не понимал, что творится с его девушкой. Целую неделю перед возвращением брата, Волкова вела себя до чертиков странно, что совершенно было не свойственно ей. Она часто подолгу оставалась в своей комнате, не желая выходить, часто задумывалась так, что приходилось махать руками перед глазами, дабы привести малышку в себя. Ее явно что-то мучило, и Самойлов корил сам себя за то, что не может понять, что с ней происходит.
Ему просто необходимо привести ее в чувство. Потому что эта разрушающаяся оболочка, которую он видел каждый день, совершенно точно не была его Алисой.
А сейчас ему, как никогда, нужна была именно его Лиса.
Было две теории происхождения ее поведения, каждая из которых имела свои недостатки. Первая – это то, что она все еще не забыла, как он тогда ее обидел. Но они говорили об этом, она целовала его после этого. Сама. Никак не состыковывалось с тем, что ей все еще больно за те прикосновения. Второй возможной причиной такого дерьмового состояния Лисы был приезд ее замечательного братца.
Который, как только узнает, с кем встречается его сестра, снесет ему лицо с его обычного места пребывания. Не то, чтобы Лекс сильно этого боялся. Это вроде как было неизбежно, тогда смысл из-за этого переживать? Кир всегда говорил, что неизбежного не стоит бояться, так как оно все равно неизбежно. Он изредка выдавал подобные «сильные» заявления.
Читать дальше