Галина Чередий - Поцелуй темного солнца

Тимур поглощал жадными поцелуями каждый сантиметр золотистой кожи, стараясь скрыть крупную дрожь, что уже сотрясала его тело, просто изнывавшего от желания.

– Я просто с ума схожу от вкуса твоей кожи, Солнышко, – шептал он, соскальзывая губами на живот Карины и медленно возвращаясь к груди, оставляя за собой влажную пылающую дорожку поцелуев. – Я дурею, когда смотрю на твою грудь, ничего красивее я не видел в своей жизни и даже в фантазиях не представлял. Я смотрю и боюсь, что ты сейчас исчезнешь, просто растаешь как дым, потому что просто не можешь быть настоящей.

Губы Тимура захватили ее сосок, и Карина, широко распахнув глаза, в изумлении выгнулась под ним, не в силах контролировать свое тело. Тимур глухо застонал, с жадностью ловя отклик ее тела. Он накрыл Карину своим сильным телом, не прекращая ласки, заставляя биться под ним и выгибаться. Бедра девушки сами раскрылись перед скользнувшей в их развилку рукой мужчины. Карина больше не руководила своим телом, словно ее смела горячая лавина, и она подчинилась этой силе. Ее несло куда-то с бешеной скоростью, и все, что она могла, это беспомощно цепляться за тело Тимура, чьи руки и губы рождали в ней эту неистовую стихию. В отчаянном желании удержаться она оплела его мощное тело руками и ногами, приникла к нему всем телом и отчаянно умоляла о чем-то, сама не зная о чем.

– Останови меня, – мучительно прохрипел Тимур в губы Карине, уже содрогаясь всем телом и глядя на нее затуманенными от дикого желания глазами, – останови меня сейчас, если боишься или сомневаешься. Ты все равно уже моя, и я буду ждать хоть вечность. Останови!

– Нет! Я хочу! Сейчас, – голос Карины прозвучал как рычащий приказ, хотя сама она и не сознавала этого.

Исчезла, растворилась в водовороте безумного желания робкая девочка Карина. Под руками и губами Тимура родилась, вырвалась из глубоко запрятанной клетки неистовая тигрица, она вцепилась в тело мужчины зубами и ногтями, уже не прося, а требуя своего наслаждения, своего дикого освобождения.

– Посмотри на меня, – хрипло приказал Тимур. – Я хочу, чтобы ты смотрела, хочу видеть твои глаза, когда станешь моей навсегда.

Бедра мужчины резко толкнулись вперед, и из горла Карины вырвался сдавленный стон боли. Глаза Тимура распахнулись в изумлении, а тело затрясло как в лихорадке.

– Почему ты не сказала?.. Почему? Я бы был нежнее. Солнышко мое! Прости меня, что не догадался! Ты ведь и правда моя, вся моя, без остатка, – Тимур задыхался от счастья и нежности. – Нам нужно остановиться…

– Нет, прошу тебя! – вцепилась в него Карина. – Пожалуйста!

Она и сама не знала, о чем просит, но, после того, как боль отхлынула, поразительное чувство наполненности затопило ее сознание еще более сильной, чем прежде, волной желания. Тело просто разрывалось в мучительном стремлении к чему-то незнакомому, но жизненно необходимому сейчас. Ей казалось, она умрет, если это не завершится.

Тимур двигался медленно и осторожно, и только испарина на всем теле, хриплые стоны и каменное напряжение мышц выдавали то, как тяжело ему было сдерживаться. Но вскоре тело Карины само стало устремляться в каждом движении ему навстречу, подгоняя его. Карина заметалась, выгибаясь под телом Тимура, она тонула, теряла себя. Столько чувств одновременно нахлынули на нее, что они просто не могли уместиться внутри, грозясь разорвать ее грудную клетку на части. И она выпустила их, отчаянно крича, словно новорожденный, приветствуя этот ослепительный мир, что открылся перед ней в эту секунду. И тут же рухнула с высоты, покидая сводимое сладкими судорогами собственное тело и слыша рокочущий стон Тимура.

– Карина-а-а-а!!

– Мое Солнце… Мое навсегда, – тихий задыхающийся шепот едва заметно коснулся мокрой от пота кожи.

Звонок будильника на телефоне так привычно вырвал ее из мира, в котором она была счастлива. Одна ночь, в которой она жила и чувствовала. Одна единственная ночь только для себя и для него. Ночь, когда она была только собой. Ночь, которая разрушила всю ее жизнь. Карина уставилась остановившимся взглядом, опять вспоминая…

Хлесткая пощечина заставила ее упасть.

– Нет, Салман, пожалуйста! – мать буквально накрыла ее своим телом, закрывая от разъяренного отца.

– Моя дочь – шлюха! – кричал он, и его ярко-красное лицо было жутко искажено гневом. – Дочь Салмана Караева – распутная девка, раздвинувшая ноги перед мужиком, о котором не знает ничего кроме имени!