Эрика Адамс - Прах и камень

Мать долго молилась в углу перед тем, как отвести нас в Храм, подобно сотням других таких же девочек, одетых по случаю выбора в лучшие платья. Нам не из чего было выбирать – две прохудившиеся местами холщовые рубахи длиной чуть ниже колен были подхвачены тонкими поясками, сплетёнными нашими руками, лица чисто вымыты, а волосы заплетены в две толстые косы, гибкими змеями ложившиеся на тонкие плечи. Я не разделяла общего подавленного настроения, беспечно болтала и хихикала вместе с сестрой, нисколько не робея от сотен пар глаз, смотрящих на нас пристально, не дающих ускользнуть ни малейшей детали.

Мы с сестрой одновременно взяли по мешочку, я зажимала его в правой ладони, а она – в левой. И когда было объявлено достать то, что лежало внутри, нырнула ладошкой в темноту без малейшего сомнения, сжала камушек и достала его, вытянув на ладони. И не сразу поняла, что у меня он иного цвета, не такой, как у Визалии. У неё камушек сиял белизной снега, лежавшего на далёких горных вершинах, мой же был темнее непроглядной ночи. Среди раздавшихся голосов я отчётливо услышала громкий вскрик матери: поначалу обрадованный, когда она увидела белый камень на ладони сестры, а после – потрясённый, полный горечи, едва моя ладонь разжалась. Вот так в один миг и решилась моя дальнейшая судьба, отделившая меня от Визалии.

Всех девочек, кроме тех, в руках которых покоились тёмные камешки, отпустили. Прихоть ли злого рока, случайность ли, но все мы пять были совершенно разные. Высокая и гибкая, словно лоза, Диана с узким длинным лицом. Низенькая крепкая Сельма с круглым озорным лицом и задорно вьющимися колечками рыжеватых волос. Тихая, едва заметная Гизела с прозрачной кожей и огромными глазами, серыми, словно грозовые тучи. Ехидная, острая, словно шип колючки, Васса, рыжая, с россыпью крупных веснушек на лице. И я. Такие разные, но объединённые общим прозвищем Невесты.

В ту пору мы ещё не понимали значения этого слова, и я не могла вспомнить, как забирали прошлых Невест… Словно и не было ничего. Зато теперь мы стояли перед огромной толпой, чувствуя их напряжённые взгляды, в то же время полные облегчения и спокойствия, уверенности в завтрашнем дне. Один из Видящих произнёс молитву, а после нас увели в одну из многочисленных тёмных комнатушек Храма, где краской нанесли на лицо чёрные треугольники и отпустили обратно к семье. Вот и всё, удивилась я, радостно подбегая к Визалии, цеплявшейся изо всех сил за юбку матери и с опаской смотревшей на меня.

– Мам, мы пойдём домой?

Мой голодный желудок урчал в предвкушении холодной похлёбки, ожидавшей нас на столе в глиняном горшке. Но мать покачала головой и наказала нам с Визалией дожидаться её у входа в Храм, а сама вошла внутрь.

– Было больно? – спросила Визалия, дотрагиваясь тонким пальчиком до треугольников на моём лице. Кончик её пальца запачкался в чёрной краске, ещё не успевшей высохнуть, и она, смешно наморщив носик, слизнула эту капельку языком.

– Нет, – покачала головой я, – только щекотно немного, когда кисточкой водили по лицу.

– Больно будет потом, – внезапно заявила мне она, – я слышала, как Иуния бормочет себе об этом вполголоса, когда лепит фигурки животных.

– Старая Иуния просто не в себе, – рассмеялась я, – её россказням никто не верит. А одну и ту же историю она никогда не может рассказать одинаково. Помнишь, как она рассказывала нам сказку о лисице, что воровала кур у сельчан? В первый раз она говорила, что лисица попалась в ловушку хитрого мужика и поплатилась своей рыжей шкурой из-за собственной жадности… Второй раз, что хвостатой удалось обмануть ленивых и сонных жителей деревни. А в третий раз она и вовсе забыла, о чём рассказывала, и начала петь что-то совсем другое.

– А что, если это были рассказы о нескольких разных лисицах?

Мне бы и в голову такое не пришло. Этим Визалия и отличалась от меня. Я всегда верила на слово, внимая речам, а она словно ныряла под оболочку слов и задавала вопросы, слишком сложные для меня. Я рассмеялась в ответ и дёрнула её за косу:

– Вечно ты выдумываешь… Совсем скоро станешь такая же, как Иуния, – постоянно будешь хромать на одну ногу и бормотать себе под нос!

Она немного надула губы в знак обиды, но потом уличила момент и что есть мочи ущипнула меня за бок. Я взвилась на месте от неожиданности и начала гоняться за ней, улепётывающей со всех ног, но не покидающей вытоптанной земляной площадки перед Храмом.

– Лия! – строго окрикнула нас мать.