Катерина Траум - Твой любимый фамильяр

– Эй-эй, успокойся, – счёл своим долгом прекратить намечающуюся истерику Элай, непроизвольно протягивая к шкатулке руку. – Можешь стать чуть больше? Неудобно говорить, когда я настолько крупней тебя.

Жалобно всхлипнув, эйфири быстро кивнула и подбежала к краю шкатулки. На её щеках ещё блестела солёная влага, когда она, проигнорировав открытую ладонь Элая, сама спрыгнула на стол. Он невольно улыбнулся – правда, шустрая. Только косы качались, пока она, быстро оценив обстановку, со смешным топотом башмаков по столешнице добежала до её края и села, свесив ноги к полу.

– Тебе помочь спуститься?

– Не стоит, господин, – даже не запыхавшись, она юркой мушкой нырнула вниз со стола.

Но не упала, а прямо в полёте стремительно увеличилась в размере, что даже заметить непросто через солнечные блики, которые будто поглощались и отражались её кожей. Элай лишь рот открыл от изумления: разменяв первую сотню лет, он думал, что видел в этой жизни всё. Но не превращения эйфири из крохотного создания, умещающегося на лепестке розы, в настоящую девушку. Разве что невысокую, едва ли выше подростка. И одним только глубоким вздохом источающую собой абсолютно нечеловеческую природу: нежностью фарфоровой чуть сверкающей кожи, глубиной неестественно синей радужки, в которой теперь можно увидеть желтоватый ободок у зрачка. Ставшим сильней запахом цветочного луга и лета, отчего вдруг захотелось, словно ребёнку, убежать в поля и подолгу лежать, выискивая в облаках формы зверей.

– Так вам удобней?

– Да. Спасибо. Присядь, пожалуйста. Я хочу тебе кое-что объяснить.

Эйфири несмело устроилась на краешке кресла, которое меньше часа назад занимал Альбар – было заметно, как ей некомфортно от такого приглашения, но не принять его она не могла. Фамильяр обязан принимать от хозяина всё, от наказания до похвалы, с одинаковой покорностью, не оспаривая. А эта девочка точно была из хороших фамильяров. По крайней мере, взгляд, которым она прошлась по беспорядочно распиханным в шкафу книгам и пыли на окне, точно был профессиональным. Слуга до мозга костей.

– Итак… Двенадцатая, – за неимением лучшего варианта, назвал её Элай. – Не знаю, сколько ты слышала из своей шкатулки. Но суть в том, что я не нуждаюсь в помощнице, и тебя мне навязал отец. Я не хочу быть твоим господином, я вообще не собираюсь никому становиться господином против его собственной воли. Считай меня безумцем. Но я даю тебе возможность уйти хоть сейчас, полную свободу от академии – никто и не узнает, что я тебя отпустил. Ты будешь вольна делать всё, что только пожелаешь.

– Я желаю служить своему господину, – прошептала эйфири побледневшими губами, как единственно возможный вариант.

Элай едва не простонал сквозь зубы. Упёртая, прямо как он сам. Раздражение едкой волной прошло по телу, едва заметно проступившей сеточкой лавы в венах. И тут эйфири сладко улыбнулась ему, обезоруживающе захлопав длинными ресницами. Показалось, а может и быть и нет, что на мгновение её зрачки сузились на манер кошачьих, тут же вернувшись в обычную форму.

И крохотный укол злости словно смыло, засосало в сам пропитанный лавандой воздух и унесло в солнечную пыль. Элай ошалело моргнул несколько раз, пытаясь понять, что произошло. Где это желание жечь, которое всегда мысленно держал за самый кончик, но не мог отпустить до конца уже восемь лет, с той страшной ночи на Айгдене. Почему так легко. Почему не давит. Почему разжались кулаки. Святые подштанники деда Салавата, да даже постоянное напряжение ушло из мышц, а лёгкие расправились, втягивая в себя всё больше живительной лаванды.

– Я же сказала, что могу быть полезной, – обрадованно сверкнула глазами эйфири на его шок, и ему почудилось лёгкое торжество. – Если вам так угодно, вы вообще не заметите моего присутствия, но дышать станет легче. Ваша злость на вкус как… зажаренный на костре хлеб. С привкусом дыма.

– И ты этого хочешь? – сдавленно пробормотал Элай, пытаясь отойти от понимания, что ей для такого эффекта хватило улыбки. – Глотать дым до конца своих дней? Чтобы твоя жизнь зависела от того, жив ли я?

– Это то, ради чего я рождена, господин, – вновь покорно склонила она голову.

– Но ты можешь быть свободна.

– И умереть с голоду, потому что без ваших эмоций я не выживу. Для вас это выглядит, как рабство, я понимаю. Я слышала весь разговор с милордом Альбаром. Но для меня и моего вида это – симбиоз. Ритуал связывает не только меня, но и вас: после него все эмоции, какие вы пожелаете пожертвовать, будут кормить только меня, а не других моих случайно встреченных сородичей.