Марианна Крамм - Твоя Мари. Дорога к себе

Но часа в три вдруг звонит Лялька, и я, зная, что так поздно она звонит только в случае, если это не может ждать утра, хватаю трубку и выскакиваю на балкон в пижаме и босиком. Десяти минут при температуре минус восемь оказывается вполне достаточно, чтобы утром я проснулась с больным горлом. Причину Олегу не озвучиваю – знаю, что он будет недоволен.

Через три дня просыпаюсь и понимаю, что пропал голос. Опять! Ничего не сказав Олегу, еду к знакомому фониатру, потому что уже понимаю, в чем причина – узлы на связках. Доктор предупреждал, что такое может повториться. И в этот раз все значительно хуже, а после операции мне запрещено разговаривать. Вообще. На пять дней – режим тишины, нельзя даже шепотом. Олег, забирая меня из больницы, внимательно выслушивает наставления доктора, выразительно показывает мне кулак, а по дороге домой заезжает в книжный и выходит оттуда с блокнотом – общаться будем в письменной форме. Он, кстати, зачем-то хранит блокнот, оставшийся после прошлой операции – голубой блокнот на пружинках в мягкой обложке, исписанный моим неровным почерком. Там я писала ему такое, что никогда не произносила вслух, и потому, наверное, эти записки ему так дороги.

– Наконец-то я смогу не слышать твоих возражений, – смеется он, кидая блокнот мне на колени.

Но он забыл, что я и пишу с той же скоростью, с какой произношу слова…

Все пять дней я ночую дома, но дни провожу в его квартире – оспорить не могу, потому подчиняюсь, не хочется разводить диалоги на бумаге. Прихожу утром, ухожу поздно вечером – Олег провожает до квартиры и уходит к себе. Под настроение готовлю ему ужин, на чем, кстати, Олег никогда не настаивает, ему нравится делать это самостоятельно. Но перед пирожками, например, устоять он не в силах, а я люблю возиться с тестом, мне совершенно не сложно к его приходу напечь пирожков с капустой, картошкой и луком и яйцами.

– Растолстею, – всякий раз вздыхает он, откусывая очередной кусочек.

А мне нравится сидеть за стойкой и наблюдать за ним.

Темы сейчас нет, Олег в этом смысле тоже непробиваемый, и ничего сделать с этим я не могу, поэтому терплю. По вечерам он выводит меня гулять, замотав горло шерстяным платком, который купил специально, и я выгляжу, как сноп, но тоже не возражаю – бесполезно. Мы гуляем вокруг дома, благо, погода относительно теплая, и Олег подолгу читает мне японские танка и рассказывает старые легенды. Мне очень нравится его голос, кажется, уже не существует для меня в мире звука приятнее, так странно…

Он держит меня за руку, стянув с нее перчатку, и в его огромной горячей ладони моей вечно мерзнущей руке так спокойно и хорошо. Почему я не люблю его? Привязана, испытываю безграничное доверие, нежность, благодарность, уважение – но не люблю. Я очень жестокая, жесткая, холодная внутри, со мной трудно, потому что нет отдачи, я это знаю. И не могу понять, что удерживает его рядом со мной. Но, с другой стороны, если бы он хотел, то ушел бы.

Та же Лялька всегда пытается уколоть меня фразой «ты не ценишь хорошего к себе отношения, так и не держи возле себя мужика». И даже она никак не может понять – я не держу. Он свободен, более того – я буду вынуждена принять любой его выбор в свете наших нынешних отношений. И если он не уходит, значит, ему это не нужно. Я ему нужна – я, такая, как есть, со всеми трудностями, странностями. Зачем-то нужна.

Оказывается, издавать звуки – это счастье. Когда мне разрешают говорить сперва шепотом, затем тихим голосом и только через две недели – почти в полную силу, я чувствую себя совершенно счастливой. Правда, к вечеру голос пропадает, неполное смыкание связок, но это пройдет со временем. Доктор запретил громкую речь и долгие монологи, но это, наверное, даже к лучшему – я осекаю себя в желании сказать лишнее, что, разумеется, благотворно сказывается на наших отношениях. Олег выглядит довольным, ну, и прекрасно.

Зима в этом году пришла аккурат в ноябре, практически сразу после дня рождения Олега, и сезон снегоходов открылся не в декабре, как всегда, а в конце ноября. Пару раз Олег ездил без меня, но, как только мне стало можно бывать на улице, я езжу с ним. Кататься не люблю, сижу на даче, пока они с Дэном гоняют неподалеку от поселка. Возвращаются мокрые, уставшие, но сбросившие напряжение трудовой недели. Конец года у всех какой-то нервный, и к пятнице кажется, что вот-вот взорвешься, и вот эти выезды дают всем нам возможность разрядиться – они катаются, я лежу у камина с книжкой. Каждому свое, в общем.