Кейт Ринка - Такая сумасшедшая любовь

– Эй, слезь с мотоцикла, – хамским тоном сказал ему коренастый парень в черных брюках и белой рубашке, на груди у которого висел бейджик с надписью «охранник». – Читать, что ль не умеешь, тут же для тупых написано – «не заходить за ограждение».

Макс выпрямился, посмотрел парню в глаза и ответил:

– Да ладно, что, правда? А я и не заметил, – усмехнулся он, прикуривая сигарету. – Зато, я хорошо умею писать. И что ты скажешь, если я напишу одну бумажку, где будет написано… – посмотрев на бейджик охранника, Макс продолжил, – Антон Викторович Сидоров – уволен. Кто из нас окажется прав?

Парень шутки не понял. Он, кажется, вообще ничего не понял. Но в раз побагровев, охранник двинулся к нему. У Макса напряглась каждая мышца, готовясь дать отпор. Подраться он был не прочь в любое время, а сейчас особенно. Но к его разочарованию, к ним подбежала девушка, преграждая дорогу обнаглевшему работничку.

– Стой, – тихо сказала она, упираясь охраннику в грудь ладонью.

Обратив все внимание на парня, Макс не успел разглядеть лица девушки. Но зато спина и все прилагающиеся к ней аппетитные части предстали перед ним во всей красе. И в глаза бросилась татуировка – внизу спины красовался кельтский узор, клином уходя за пояс коротеньких джинсовых шортиков. Макс усмехнулся, узнавая эту татуировку.

– Кира, – обратился он к девушке, расплываясь в улыбке.

– Привет, Макс, – со вздохом сказала она, поворачиваясь к нему. – У нас не курят.

– Рад, что ты все еще тут, милая, – ответил он, игнорируя замечание о сигарете.

Хоть что-то в этом чертовом салоне его все еще радовало. Кира почти не изменилась, оставаясь все такой же стройной и аппетитной, и это в возрасте около двадцати семи лет. Волосы темные, длинные, в которые так и хотелось зарыться пальцами, потрогать, снова. Ммм, да, два года назад он испытывал дикое желание подмять под себя эту красотку прямо на полу этого салона. Впрочем, как дало знать его тело, это желание никуда не делось. Но Макс так думал до тех пор, пока случайно не посмотрел на бейджик: «Администратор… Михайлова». Он крепко выругался, а потом добавил:

– Только не говори мне, что вышла за него замуж.

Кира наигранно виновато улыбнулась, а потом ответила:

– Да, год назад. А что такое? У тебя с этим какие-то проблемы? – спросила она, складывая руки под грудью. – Хотя, ты знаешь, мне это не интересно. И слезь с мотоцикла, у нас нельзя заходить за ограждение без продавца.

– Вижу, ты скучала по мне так же сильно, как и я по тебе, – усмехнулся он. – Но, между прочим, я сам прописывал это правило.

– Я помню, – замялась она. – Тебя давно не было.

– Это не лишает меня определенных прав. Артем здесь? – спросил он, туша сигарету об колесо соседнего, краденого байка.

Кира ахнула от этого жеста, явно начиная злиться.

– Артема нет. И жаль, что ты помнишь только о своих правах, и давно забыл про обязанности. Пока тебя где-то носило, мы тут работали. И я тоже имею тут какие-то права. Слезь с мотоцикла, Максим!

У-у-у, сколько в ней было дикости. И Максу определенно это нравилось. А уж то, как она произнесла его имя… Черт, кроме нее еще никто не произносил его таким волнующим голосом.

Макс слез с байка, перешел через ограждение и встал перед Кирой носом к носу. Она гордо выдержала такое нарушение ее личного пространства. И так же его пристальный и презрительный взгляд. Максу стало тошно от одной мысли, что эта девчонка теперь жена человека, который когда-то был его другом, пока не начал вызывать один негатив. И вот уже аппетит к ней несколько поутих, словно бы у сладкого яблока выступила гниль. Поэтому, посмотрев в ее озадаченные глаза, он произнес:

– Как скажешь… Михайлова.

Подмигнув изумленной красотке, Макс направился к выходу, добавив напоследок:

– До встречи, и привет Артему.

***

Этим прекрасным летним утром ничто не предвещало беды.

Кира глубоко вздохнула, провожая взглядом широкую спину самого нахального и сексуального мужчины, который ей когда-либо встречался.

Глаза б ее больше его не видели!

За полтора года она уже почти забыла о его существовании. Ведь тогда он волновал ее до дрожи в коленках. Этот обаятельный наглец одним своим взглядом и словом добирался до самых чувствительных мест на ее теле. Стоило ему подойти к ней, окинуть с ног до головы томным взглядом, словно уже раздевая и лаская, и в довершении к этому хриплым низким голосом сказать на ухо какие-нибудь пикантные слова, как она уже была готова отдаться ему всей душой и телом. Или даже нет, это могло случиться гораздо раньше, стоило ему только появиться, даже ничего не говоря и не делая. Стоило ему просто быть, где-то совсем рядом, будоража все потаенные желания. Весь его нахально-небрежный вид кричал о том, что он способен воплотить в реальность каждое из них. Он, как сам грех, притягивал вкусить запретное, закрывая глаза на то, что будет после.