Каролина Дэй - Миллиард секунд

– Слушай, я все понимаю, у тебя трудное время, но зачем такие картины выставлять? Что за «Гробовщик» в серо-красных тонах и «Превратность»? Где тот шедевр, который ты месяц назад мне показывал?

«А я-то думал, что ты всем доволен, Эдгар…»

– Ты о «Хлое»?

– Да. Мне кажется, наброски были великолепны.

Еще бы! Ведь я срисовывал ее с Яны. С прекрасной фигуристой женщины с яркими болотными глазами. Они смотрели на меня то с любовью, то со злостью, то с гневом, то с желанием оказаться подо мной в сию же секунду. В итоге от моего ангела остались очертания зоны декольте, разбросанные в разные стороны пряди темно-русых волос. Чуть темнее пшеничных. Чуть светлее каштановых. На месте лица так и осталась пустота.

– Не пришло ее время. – Подхватываю еще один бокал шампанского и осушаю его до дна. – «Хлое» чего-то не хватает.

Чего именно, никто из нас вслух не произнес. Чересчур много лишних ушей собралось в моем новом доме.

– Слушай, я так и не понял, почему вы расстались?

Тебе прямо все рассказать? В подробностях? Со всеми вытекающими? С ее словами о том, что мы не можем быть вместе? О том, что она устала? Что мечтает о детях, а я неподходящая кандидатура на роль их отца? Ты это хочешь услышать? Или то, как я почти скатился на самое дно, заливая горе первые три дня то водкой, то коньяком? Как рвал полотна с едва высохшей краской? Как превратил свою студию в изломанную радугу?

– Отвали от меня, громила хренов! – внезапно выкрикивает кто-то в толпе, обращая на себя всеобщее внимание. В том числе и мое.

В основной зал врывается наш охранник Антон, а за ним шагают еще два шкафа, удерживая в руках черное пятно на ножках. Мужчины расталкивают оказавшихся на пути гостей, создавая вокруг себя подобие круга, и останавливаются около нас с Эдгаром, держа за шкирку какого-то пацана. Грязного, потрепанного, лицо скрыто под местами порванным капюшоном.

– Отпустите меня, говнюки!

Чего у него голос такой писклявый, как у девчонки?

– Олег Дмитриевич, – начинает один из охранников, – эта пигалица пыталась вломиться к вам. Вы ее приглашали?

Это девушка? Серьезно? Что-то не очень похоже. И что, вообще, дети делают на моей выставке? Только не говорите, что малолетки нынче тащатся от абстрактных набросков и обнаженной натуры. Не поверю.

– Нет.

– Слышала? Тебя сюда не приглашали, так что проваливай!

– Не пойду!

Оно (уж не знаю, какого пола это черное пятно) снова дергается. Капюшон падает с головы. Люди вокруг испуганно ахают. И почему же? А все просто. Наше брезгливое общество не привыкло, чтобы в одном помещении с ними находился измазанный подросток. Да, именно измазанный. Судя по глазам, тушь точно потекла. Что случилось с помадой на полных губах – неизвестно. Съели, скорее всего, но красные следы остались.

Девчонка поднимает на меня глаза. Яростные. Затравленные. Наполненные лютой ненавистью ко всему окружающему. Худощавая. Я бы откормил тебя, как следует, и куртку эту огромную снял. Ах да, еще бы причесал. Как можно ходить с такими колтунами, если волосы по пояс?

– Суки! Зажравшиеся суки! Никакая это не благотворительность, ясно?! – кричит она.

– Уведите ее, – приказывает Эдгар охранникам.

– Да пошли вы все на хер! И ты, гребаный мудила, – она смотрит на меня, – иди на хер! Зажравшиеся суки! Это дерьмо на стенах ничего не стоит! Вам всем карманы набить надо! А дети умирают из-за вас! Суки!

Эта фраза обидела бы меня лет десять назад, но не сейчас. Сколько критики я повидал на своем веку! И мнение, высказанное какой-то малолеткой, вряд ли заставит меня бросить живопись. Так, что она там еще говорила?

– Приносит же черт этих попрошаек, – хмыкает друг, делая новый глоток шампанского.

О, вспомнил. Дети гибнут. Что, очередная защитница государственной бесплатной медицины в стране? Ее не будет, дорогуша! Зато именно такие вечера, как этот, помогут спасти многих больных.

– Так на чем мы остановились? – Эдгар выводит меня из раздумий.

– Вроде бы мы говорили о Яне, – это имя уже не так больно произносить, уже не так сильно сжимает грудь. – Давай отойдем.

Вспоминаем о лишних ушах. Да-да, эти стервятники то и дело проходят мимо, навострив свои маленькие ушки в дорогих сережках. Женщины до сих пор глаз отвести от нас не могут. Причем как от Эдгара, так и от меня.

– Яна хочет детей, – говорю я, когда мы выходим на улицу. Рядом с нами стоят только охранники. Той девчонки поблизости не наблюдается. – Оба здоровы, у обоих было желание, но…