Аделаида Тимофеева - На краю надежды

На нем сидит он, мертвенно-бледный, на открытых участках кожи отчётливо видны вздутые красно-синие вены по всему телу. Он невыносимо сильно зажимает горло Димы, что-то шепчет ему в лицо. Дима сопротивляется ему, но так как зло сильнее его, то Дима теряет силы и начинает бледнеть.

В это же время из меня ливнем льются слезы. Я пытаюсь кричать, но кричу беззвучно. Забываю, что это сон. Он в опасности и его надо спасти, но между нами на кровати образовалась большая клетка с мелкими квадратными отверстиями, через которые я не могу прорваться. Я бью по ней кулаками, ногами, неистово беззвучно кричу.

Маленькое дьявольское существо останавливается, смотрит на меня зловещими красными глазами, скалит зубы, разъярённо щипит, а затем моментально оказывается у меня за спиной. Он дьявольски сильно сжимает горло, я задыхаюсь, сопротивляюсь ему. Он укладывает меня на спину, его зловещее лицо сменяется на довольную улыбку.

– Я заберу твою душу, ты будешь гнить в аду и сгоришь вся до последней косточки, я не оставлю тебя, пока не получу своё, – злорадствует он и впивается острыми когтями в череп.

Беззвучно кричу и извиваюсь от боли, его злющий смех становится оглушительным. Затем мои глаза слипаются, я засыпаю и чувствую, как меня трясут, бьют по щекам и что-то громко говорят.

Раскрыв глаза, я вижу испуганного Диму. Он перестаёт меня трясти, замолкает. Мы смотрим друг на друга огромными глазами и тяжело дышим.

– Ты меня чертовски напугала.

Не могу и слова выдавить, а следом крепко обнимаю его. Он обнимает меня в ответ, гладит по волосам, мне удаётся сдержать истерику, моё сердцебиение и дыхание восстанавливаются.

– Ты в порядке? – интересуется он

– Блин, черт, прости меня, прости, что напугала, просто сумасшедший кошмар приснился, пожалуйста, прости меня, я не хотела тебя напугать

– Да, всё нормально у меня, не переживай. Что тебе снилось? я испугался за тебя, – отвечает он, вытирает слезы с лица и гладит по голове.

– Блин, прости, я не знала, что такое случится при тебе, извини меня. Я не хотела, чтобы ты это видел, я не хотела тебя пугать, – говорю я и прижимаюсь к нему.

– Тебе принести что-нибудь?

– Нет, ничего не надо, – отвечаю я дрожащим голосом.

– Ты вся дрожишь, давай, я тебе дам плед, чтобы ты согрелась.

– Нет, нет, не надо, он твой.

– Я настаиваю, возьми его и согревайся, а я тебе чая щас принесу, —укутывает меня в плед.

– Не надо, пледа достаточно.

– Хорошо. С тобой полежать, чтобы ты спокойно заснула?

– Нет, не надо, я одна, прости, мне нужно отойти, я сейчас.

Вбежав в ванную, я запираюсь, включаю воду и сажусь на холодный пол, облокотившись на стену. Зажимаю рот руками, чтобы заглушить свою прорвавшуюся истерику.

«Боже, когда же это прекратиться? Сколько это ещё будет продолжаться? Оставь меня, оставь, прошу, умоляю, пожалуйста. Хватит меня мучить, оставь меня, прошу, уйди. Дай спокойно жить, оставь меня. Я получила своё, оставь меня, хватит надо мной издеваться. Я не отдамся тебе, оставь меня, прошу, пожалуйста».

Чуть позже встаю с пола, умываю лицо и смотрюсь в зеркало.

«Долбанный „Эналаприл“ ни хрена не помогает, надо идти к врачу за новыми таблами»

Открываю глаза, подушка мокрая от пота, поворачиваю голову в сторону кровати. Милана мирно спит, лёжа на боку. Её рука свисает с края кровати. Солнце подсвечивает её пальцы. Так забавно. Смотрю на изгибы её тела и не понимаю, что же в них так изменилось, что стало меня не по-детски тянуть.

«Да, что там тянуть, вон, какой стояк, от того гляди боксеры лопнут. Ох, а как она прижималась ко мне ночью».

Поднимаюсь и иду в душ от греха подальше. Стою, как дурак, обливаюсь ледяной водой, посинею скоро, а толку маловато. Вылез, умываюсь, споласкиваю зубы и иду на кухню.

В холодильнике диетические йогурты, остатки колбасы, несколько кусков батона и прочая лабуда, но жрать охота, аж желудок сводит. Достаю банку йогурта.

«Чай, что ли поставить или кофе замутить»?

Полез за банкой, которую с двадцатого раза нашёл.

«И кто, блин, придумал кофе в керамике хранить»?

– Да, ёпа, блять… – ругаюсь шёпотом на себя, уронив из рук керамическую ёмкость на пол.

Через минуту в кухню вбегает Милана с выпученными глазами.

– Упс, – замер, как дебил, возле осколков и лыбу давлю.

– Не шевелись, я сейчас.

Милана мечется, как электровеник вокруг меня, а я только смотрю на её телодвижения и молюсь, чтоб трусы выдержали.