«Собака мордой вверх». Заключать с собой пари на отказ от курения, если еще раз посмотрю? Так как же не посмотрю, если сейчас она пойдет в собаку мордой вниз… И «The Economist» не бросает мне спасательный круг…Просто тупо смотрю на идеально ровные ноги и выставленную мне напоказ аппетитную задницу. Первый раз в жизни пожалел, что имею орлиное зрение. Эти как бы трусы сбились с положенного места и практически врезались в неположенное, позволяя увидеть во всей красе эпилированное междуножье. Твою ж мать! Она еще уменьшила угол, опершись на локти, отчего задница Эйфелевой башней устремилась еще больше ввысь.
Вдох-выдох! Надеюсь, больше поразить меня нечем. Сердце больно толкнулось в грудную клетку и чуть не остановилось. Забыл еще про один вариант! Но это точно без меня – если из этого положения она еще задерет одну ногу вверх… желание трахнуть ее просто взорвет меня. Ни …за…что! Я опустил голову, даже ниже необходимого, чтоб видеть строчки, но этот раунд я выиграю по-любому. Пусть хоть завязки порвутся на ее купальнике или в аналоге березки она попросит подержать ей ноги. Усилием воли переключаюсь на новости экономики и, наконец, погружаюсь в свою личную нирвану. Однако стерва, похоже, не привыкла отступать от намеченного.
– Тимофей! – выдергивает меня из моего рая хорошо поставленный голос мачехи с капризно-обиженными нотками. Молчу, изображая глухонемого евнуха.
– Тимофей! Ты меня слышишь?
«Конечно, слышу, но тебе знать об этом не стоит!»
С последним глотком кофе опускаю журнал и натягиваю на лицо маску равнодушия.
– Ника, ты что-то хотела? – спрашиваю, словно только что увидел ее.
– Я спрашиваю, какой ты кофе пьешь? Меня аромат постоянно отвлекал. Зная про твою снобскую натуру, могу предположить, что ты пьешь исключительно Блэк Айвори.
«Хочешь зацепить и перейти к обсуждению вкусовых пристрастий или ждешь, что я удивлюсь – откуда ты про мою натуру знаешь?» – возникает мысль не обсуждать. Хотя, сама подкинула идею, как поставить ее на место раз и навсегда.
– Ника, я патологически брезглив, поэтому ни зерна, которые вышли у слона из задницы вместе с экскрементами, ни женщины, только что слезшие с чужого хрена, меня не интересуют, – отвечаю намеренно грубо, ясно давая понять свое отношение к ней. Профурсетке, разбившей сердце моей матери.
Хотя… Из любого правила есть исключения. У нас есть столовые приборы, которые мы не стерилизуем и не выбрасываем после того, как поели. Соответственно, ложку или вилку спокойно берем в рот, не задумываясь, кто ею ел вчера: и в ресторане, и на приеме, и дома. И мысли о конкретном рте принимают нежелательный для меня оборот. Отлюбить ее рот я бы не побрезговал. Представлять, как она выглядит голая, мне было не нужно. Все, что обычно прикрывается одеждой, я уже видел. Как снизу, так и сверху. Вместо закрытых чашечек, ее лиф представлял две эластичных тряпочки, прячущие лишь тугие соски и немного пространства около них. Так что и форма, и размер были видны во всей довольно аппетитной красе. Черт, надо признать, что хотел бы увидеть ее голую, со своим невинно –порочным взглядом у себя между ног. И по отношению к отцу не чувствовал бы вины. Подмять под себя, накрыть своим телом – это как заявить права на женщину, выбивать из нее стоны и вскрики – это дарить ей наслаждение и получать самому. Минет кардинально отличается – ни о каких криках страсти речь не идет, рот -то занят! Значит, этим способом можно воспользоваться, чтоб не заняться рукоприкладством.
Сука, до чего ж у меня богатая фантазия, если картинка моментально всплыла в мозгу, и я судорожно сглотнул. Конечно, это не укрылось от цепкого взора пираньи, и она будто бы невинно облизнула нижнюю губу.
Уткнувшись в журнал, даю понять, что диалог окончен, однако из головы не могу ее выбросить. Несомненно, она посещала какие-то курсы по соблазнению. Либо сама их вела. Она прекрасно разбирается в людях и мужской психологии.
– Ну что ты такой бука, – капризно надув свои пухлые губки, протянула она. – Мы ж с тобой подружились уже!
– Странно, я этот момент как-то пропустил, – что- что, а дружба с ней мне точно не нужна.
Перед отцом она разыграла трогательную маленькую девочку, оказавшуюся в беде. Стройная, изящная, как статуэтка-балерина, она ласкала взгляд своей грацией. Большой, пухлый рот, испуганные глаза олененка Бэмби делали ее похожей на беззащитного ребенка, а блестящие волосы в недлинном каре вызывали в голове образ настоящей искушенной в любви француженки. Получалась самая острая, крышесносная смесь трогательной невинности и порочной соблазнительности.
Читать дальше