Лана Мур - Снегурочка

– Значит, мне бы не повезло, – равнодушно ответила я, чем заслужила очередной удивленный взгляд. – А сам-то ты не боишься. Ты ведь меня тоже не знаешь.

Роман потер место укуса и рассмеялся.

– Ты, права, как раз мне и стоило бояться. Ни за что бы не подумал, что замерзающая у моей елки девушка будет покушаться на своего спасителя.

– И еще бы раз покусилась, – я кровожадно щелкнула зубами и, повалив его на спину, уселась на бедра.

– Не двигайся, – прошептал он.

Я послушно замерла, позволяя сверкающему адским пламенем взгляду беспрепятственно себя изучать.

– Что ты такого интересного увидел? – не утерпела я, когда показалось, что кожа на спине уже поджарилась до хрустящей корочки.

– Ты просвечиваешь, – продолжая внимательно рассматривать, ответил Роман. – И могла бы служить идеальным анатомическим пособием. Вот, например, я прекрасно вижу, как бьется твое сердце. Вот здесь, – он положил ладонь мне на грудь и чуть сжал сосок между большим пальцем и основанием указательного. Пришлось закусить губу, чтобы не прерывать урок анатомии. – Вижу, как в артериях пульсирует кровь. Вот сюда, – рука переместилась на шею, и сильные пальцы, зарывшись в волосы, помассировали затылок. По спине пробежала дрожь, но я терпела, только порывисто вдохнула. Кажется, губы рентгенолога дрогнули в улыбке. – И вот сюда, – другой рукой провел от груди к солнечному сплетению. – Вижу, как в стенки желудка всасывается вино…

Больше он уже продолжать не смог, потому что я перестала изображать манекен и, сомкнув руки на его шее, с восклицанием «Извращенец!» закрыла рот поцелуем.

– Врач, – поправил Роман, перекатившись и оказавшись на мне.

– Одно другому не мешает, – восстановив статус-кво, возразила я.

Сидеть становилось все более неудобно. С этим надо было что-то делать. Я приподнялась и, коротко выдохнув, устроилась поудобнее.

– Я по-прежнему все вижу, – кажется, его голос немного осип, и я почувствовала, как на талии смыкаются руки. – А вот здесь ты светишься ярче всего, – он погладил живот подушечками больших пальцев.

– Хватит изображать рентген, – фыркнула я и поддала ему бедрами.

Если Роман, благодаря горящему за спиной камину, имел возможность видеть меня насквозь, то я с удовольствием наблюдала, как правильные черты исказила гримаса мучительного удовольствия, и руки крепче стиснули талию.

А меня накрыло восхитительнейшим чувством цельности, будто все это время жила лишь половина меня.

Скручивающий живот узел наконец-то ослаб и по всему телу тягучим медом разлилась нега. Благодаря нашим совместным усилиям, мед таял и, закипая, бежал по венам дразнящими пузырьками, пока, достигнув головы, не затопил пьянящей, как шампанское, пеной. Она, наверное, выплеснулась бы и погасила огонь в камине, но Роман вовремя меня притянул и смешал в поцелуе два стона облегчения и освобождения.

Свернувшись, я лежала перед камином и смотрела на танец огненных язычков. С одной стороны лицо опалял жар нагретых камней, а с другой – огнедышащий Роман. И огнедышащий не в переносном смысле – казалось, что от его горячего дыхания вот-вот вспыхнут волосы. В этом доме точно творится что-то неладное – от нечисти деваться некуда.

– Теперь, когда разогнали твою заледеневшую кровь, можно и поспать, – раздалось над ухом, и тяжелая рука легла на бедро.

– Так все было только, чтобы я не простыла? – я надулась. Стало немного обидно.

– Разумеется, – короткий смешок раздул волосы. – Я же давал клятву Гиппократа, поэтому готов на все ради спасения человека, – спиной чувствовала, как он вздрагивает от сдерживаемого смеха.

«Вот гад», – засыпая, подумала я. Слишком уютными оказались объятия хозяина дома, хоть я до конца и не определилась с его видовой принадлежностью.

Нет, я не забыла о Ленке и Павле. Конечно, они с ума сходят, не зная, куда я пропала. Но я же все равно ничего не могу с этим поделать. Так зачем портить себе сказочную во всех смыслах ночь?

С этими мыслями и под уютное сопение над ухом я окончательно провалилась в сон.

А когда проснулась, то от таинственной, жившей собственной жизнью темноты не осталось и следа. Снова светлую гостиную от пола и до потолка заливали ослепительно яркие лучи солнца. Камин уже погас, а я была заботливо прикрыта лохматым пледом. Ночь уступила место новому дню, с ней ушло и безумие, а также вся нечисть. Принца, Демона или Деда Мороза, черт знает, кто был этой ночью был моим гостеприимным хозяином, и след простыл. Не осталось даже напоминания и от нашего напольного застолья, равно как и от разбросанной вчера одежды.