Анна Яфор - Любимая серая мышка

Чашка очень красивая, из белого дорогого фарфора, но при этом строгая и стильная. Мужская. Ее кто-то подарил отцу, но тот не стал пользоваться сам, оставив для таких вот особых случаев. Как сейчас.

Лавроненко ненадолго удерживает ее, разглядывая, прежде чем поставить на стол, а я смотрю на его руки. Длинные, гибкие пальцы, с аккуратными ухоженными ногтями. Широкие ладони с переплетением вен. Кожа шероховатая и немного жесткая – я успела это почувствовать, когда он бинтовал мне ногу. Но это руки настоящего мужчины. В каждом их движении чувствуется сила, уверенность, как и во всем, что он делает. Под рукава рубашки убегают шелковистые темные волоски, и мне очень хочется дотронуться до них. Так сильно, что кончики собственных пальцев начинают зудеть, и я прячу руки за спину, чтобы случайно не поддаться искушению.

А он разворачивается ко мне и произносит с легкой улыбкой:

– Маш, тебе надо быть смелее. Мы все допускаем ошибки. В этом нет ничего страшного. Надо уметь их признавать – и двигаться дальше.

– Я испугалась, что вы меня уволите, – выдаю, собираясь добавить, что на самом деле это заслужила, но мужчина прерывает меня.

– Я стараюсь не делать поспешных выводов. И не принимать решения под воздействием эмоций. В нашем деле трезвая голова – лучший помощник.

Разве можно быть таким идеальным? Он еще и рассуждает так правильно и мудро… И готов дать мне еще один шанс?

– Скучно нам с тобой точно не будет, – снова улыбается шеф. – А положительные эмоции, как известно, продлевают жизнь.

Хотя я прекрасно понимаю, что это его «нам с тобой» означает только лишь совместную работу, ничего не могу поделать с кипящей внутри радостью. Лишь на мгновенье закрываю глаза, чтобы она не выплеснулась наружу. И надеюсь, что мне повезет, и Лавроненко не заметит телячьего восторга, с которым я на него смотрю.

Отворачиваюсь к кухонному столу, чтобы добавить кипятка в заварочный чайник, и скорее угадываю, чем слышу шаги мужчины за спиной. Он двигается незаметно, так, словно хищник, подкрадывающийся к добыче. А эта самая добыча ждет возможности быть пойманной.

Подаюсь назад, прижимаясь спиной к твердому мужскому телу, и замираю в ожидании реакции. Он наверняка сейчас оттолкнет меня, ставя на место строгим тоном. Объяснит, что подобное недопустимо. Что я должна запрятать свои чувства подальше и никогда больше их не показывать.

Но вместо этого ощущаю, как теплое дыхание касается волос, а сильные, гибкие пальцы осторожно приподнимают их, обнажая шею. И теперь уже его вздохи ласкают кожу, заставляя мое сердце биться в два раза быстрее. А когда чувствую первое прикосновение губ, оно и вовсе норовит вырваться из груди. Грохочет так, что это невозможно не услышать. Алексей смыкает руки на моем животе и скользит ладонями вверх, как раз туда, где так отчетливо слышится бешеный стук. И выше, накрывая грудь. Сдавливает, вжимая меня в свое тело. Прикусывает мочку уха и тихонько шепчет, оживляя целую толпу мурашек.

– Я мечтал об этом с первой минуты, как увидел тебя. Ни о чем другой думать не мог. Хотел попробовать, какая ты на вкус.

Он именно это и делает: дотрагивается губами до пульсирующей венки на шее. Проводит языком, и я невольно сжимаю бедра, пытаясь утишить нарастающее там давление. Запрокидываю голову и близко-близко над собой вижу его глаза. В них отражается мой силуэт, и одновременно они полны какой-то неведомой силы, страсти. Там полыхает огонь, от которого начинает ныть грудь и что-то внизу живота скручивается тягучей болью.

Тянусь к нему приоткрытыми, дрожащими губами и, ощущая долгожданный поцелуй, окончательно таю. Растекаюсь, как воск, от жара, спасения от которого нет.

Лавроненко разворачивает меня к себе, лишь на мгновенье оторвавшись от моего рта, приподнимает, усаживая на стол, и двигает колени в стороны, вклиниваясь между разведенных бедер. Снова целует, врываясь языком и словно вылизывая изнутри. Трогает, толкается, поочередно засасывает губы, терзая их почти до болезненности.

Не успеваю заметить, как умелые пальцы расстегивают и отбрасывают в сторону блузку и, сдвинув вниз чашечки бюстгальтера, накрывают полушария груди. Но мне мало одних лишь прикосновений, и я хнычу, выгибая спину, так что затвердевшие соски трутся о его ладони.

Еще ни один мужчина не дотрагивался до меня так откровенно. Не видел настолько раздетой. Я никому не позволяла ничего подобного… А с ним не хочу останавливаться. Обнимаю за плечи и тяну еще ближе на себя. Он такой большой… там. И твердый. Это чувствуется даже через слои ткани. Мои трусики впиваются в набухшую плоть, причиняя все больший дискомфорт. Между ног горячо и влажно, и ужасно хочется избавиться от мешающей одежды. Хочется, чтобы он потрогал меня. Увидел, как я реагирую на его близость. Помог справиться с этой мучительной тяжестью, скручивающей тело. Я знаю, он сможет. Только он, единственный.