Ана Сакру - Довести Хабиба

– Ну делат мозги точнА умеешь, Мадин. Не знаю – как насчет лечить, – вынес свой вердикт Сатоев через несколько долгих секунд и рассмеялся.

Мне почему-то в жар бросило от всего вместе: его слов, бархатного смеха, горящих черных глаз. И словно нить между нами натянулась, цепляя что-то в груди, тонкая пока, едва ощутимая. Чтобы порвать, встала и выкинула стаканчик в урну. Отличный повод не смотреть больше другу другу в глаза.

Сатоев продолжал сидеть. Обернулась на него и кивнула в сторону машины, вопросительно выгибая бровь. Не сдвинулся.

–Ну так что ж с мужем, если все писать сразу стали? – вместо этого поинтересовался, щурясь,-Изменил?

–Нет.

– Ты изменила? – он собрал лоб гармошкой и тыкнул зубочисткой в мою сторону.

Я заулыбалась, качая головой. Будто других поводов и нет для развода.

– Тоже нет.

–Бил? – грозно нахмурился Хабиб.

Тут мне стало прямо смешно.

– Он бы не посмел, ты что! Хоть был и отбитый, конечно…

– Что значит? – озадаченно.

Вздохнула, махнув рукой.

– Он был профессиональный боксер. Сейчас в ММА ушел. Косулин. Может знаешь?

Сатоев задумчиво почесал бороду, явно пытаясь вспомнить.

– Не лично, слышал…– протянул наконец, щурясь, – И что с ним не поделила-то? С твоим Косулиным?

– Любовь живет три года, сам говорил. Наша прожила четыре… – я сделала шаг назад, пятясь к машине.

Разговор начал откровенно напрягать. Ничего из этого я ему говорить не собиралась. И теперь испытывала неприятное чувство досады.

– А потом? – не сдавался Хабиб, давя интонацией и будто заставляя отвечать.

И казалось, что действительно проще ответить.

– А потом я поняла, что вышла замуж за человека, с которым у нас нет ни одной точки соприкосновения, – глухо произнесла я, делая ещё шаг назад

– Точки соприкАсновения лУди создают сами, – категорично заявил Хабиб, наконец поднимаясь с лавки и почему-то всё тяжелее глядя на меня.

Опять это напряжение. Тягучее, липкое, давящее. Я еще не понимала, почему оно вновь образуется между нами, но уже каждой клеточкой его ощущала. Что? Что не так?

– Не тогда, когда вам даже поговорить не о чем, – возразила вслух.

– В браке не говорить – главное, – отрезал Сатоев, делая шаг в мою сторону.

Меня задело.

Вот значит, как, да?! Мадина, ты дурочка? Забыла, с кем и о чем толкуешь?

– А что главное? – с едкой иронией поинтересовалась, склоняя голову набок.

Ну, давай, Сатоев, расскажи мне про "место женщины на кухне" или что ты там думаешь. Но Хабиб немного удивил.

– Я бИ ответил, но тИ агрессивно спрашиваешь. Решишь исчо, чИто я такой же как твой Косулин, – хмыкнул он холодно и, прокрутив на пальце ключи, направился к машине.

– Я итак недалека от этой мысли, – фыркнула ему в спину.

Сатоев затормозил и обернулся, буквально пригвождая меня к земле тяжеленным взглядом. Таким тяжеленным, что коленки моментально стали ватными, подгибаясь.

– Назвала меня тупым? – медленно, будто пробуя каждую букву на вкус, поинтересовался он.

Инстинктивно бросило в холодный пот. Вот сейчас была угроза. Настоящая. Она пробила моё поле пушечным ядром, растеклась по коже обжигающе ледяным ядом.

– Я этого не говорила, – ответила более высоким, чем обычно у меня, голосом, – Я даже про Косулина этого не говорила!

– Я понял, чИто ты говорила. ПрИкрасно, – отрезал Хабиб, посмотрел на меня еще мгновение и отвернулся. Пикнула сигнализация. Распахнулась водительская дверь. Он сел внутрь, а я так и стояла на месте. Мне было просто страшно идти к нему. Просто страшно. Словно в клетку к разозлившемуся хищнику. И было до слёз обидно, что он ведь, по сути, был прав. Я ведь именно так и думала. Про Косулина – так точно. Насчет Сатоева я…

– Мадин, – окликнул меня Хабиб, устало проводя ладонью по лбу, – Хотелось бы по перевалу ехать не ночью…

Логично.

Я поплелась к машине, обреченно вздохнув.

Вот не надо нам было говорить. С каждым разом все хуже и хуже…Ладно, осталось-то каких-то три часа. Выдержу.

Если я думала, что атмосфера в салоне до этого была тяжелой, то я очень сильно ошибалась. По-настоящему невыносимой она стала только сейчас. Вокруг Хабиба облаком клубился кипучий, удушающий гнев. Он захлестывал меня как прибрежные океанические волны, скручивая, ударяя, прочесывая по дну и не давая отдышаться.

Грудная клетка каждый раз с трудом поднималась, будто под прессом. Руки, ноги- всё одеревенело, не давая свободно двигаться, сковывая меня. Самым безопасным было вновь отвернуться к окну и невидящим взглядом следить за мелькающим за стеклом пейзажем.