Елена Фокс - Неудачники

– Я говорю это один раз и, надеюсь, больше мы эту тему поднимать не будем, – я взглянул Макарову в глаза и медленно произнес: – Я не гей! Мне неинтересно целоваться и, не дай бог, трахаться с мужиками. И слушать я всего это не хочу! Если на этом все, свали с дивана, я собираюсь спать.

Лёха внимательно меня слушал и, когда я договорил, он вдруг рассмеялся. Я впал в ступор. Да что с ним не так? Какого хрена он все это делает? Если так мечтает завалить Савина, так почему меня во все это втягивает? Макаров поднялся с дивана, медленно, какой-то развязной походкой, подошел ко мне в плотную. Оперевшись рукой о спинку дивана, он нагнулся к самому моему лицу и низким, с рокочущими хриплыми нотками, голосом произнес:

– Кого ты пытаешься обмануть, Титов? Меня или себя? Ты ведь думаешь об этом. И думаешь постоянно с того самого момента, как вчера впервые засосал Савина. Иначе откуда все эти вопросы? Строишь из себя эдакого натурального мужика, а в голове уже успел нагнуть его во всех мыслимых позах.

Лицо Макарова было так близко. Я чувствовал тепло его дыхания на собственной щеке, жар его тела. Видел безумные искры в глазах то ли от алкоголя, то ли от возбуждения. Я мог рассмотреть каждую черточку его лица: прямой нос, тонкие сухие губы, даже несколько едва заметных родинок на правой щеке. Мне достаточно было чуть-чуть качнуться вперед и я мог его поцеловать.

Эта мысль всего на мгновение мелькнула в моей голове, но тело тут же отозвалось жаром внизу живота. Сердце глухо стучало о грудную клетку, и я испугался, что Лёха услышит его и поймет мое волнение. На висках выступила испарина, язык чесался от желания облизать губы, но тогда я бы точно себя выдал.

На самом деле, Лёха едва ли несколько секунд на меня смотрел вот так близко, но мне показалось, что прошла целая вечность.

Наконец, разум в моей голове забил тревожный сигнал и, положив руку на грудь Макарова, я с силой толкнул его.

– Последний раз говорю, Лёха, отъебись от меня, по-хорошему прошу!

От толчка Макаров качнулся назад, отступая на несколько шагов. Его выражение лица не изменилось, только губы дрогнули в короткой усмешке. Не знаю, услышал он меня или нет, мне было уже все равно. Оставалось только пережить ночь, а потом я распрощаюсь с обоими. И даже если придется ночевать на улице, Савину звонить никогда не буду.

***

Я лежал на диване, уставившись в потолок, и не мог уснуть. Вовсе не от того, что не хотел спать. Усталость последних двух дней и выпитый алкоголь сделали свое дело. Вот только в нескольких шагах от меня, на кровати, происходило то, что не давало мне сомкнуть глаз.

Когда Савин вышел из душа, я сказал, что буду спать на диване. Макаров лишь рассмеялся и выдал несколько сальных шуток о совместной ночи с Ильей. Мне было плевать: я ужасно хотел спать, а главное я хотел, чтобы этот день поскорее закончился. Савин выдал мне постельное белье, подушку и плед. Он избегал смотреть мне в глаза, как собственно и я.

Я лег на расправленный диван, а Савин с Лёхой устроились на кровати. Закрыв глаза, я приготовился к долгожданному сну, но меня ждало огромное разочарование. Стоило погасить свет, как со стороны кровати раздались шорохи. Скорее всего они просто ворочались, устраиваясь удобнее, я не придал этим звукам значения. Пока к шороху не присоединилось влажное чмоканье.

Я в ужасе распахнул глаза, не веря собственным ушам.

Они целуются? Делают это, когда всего в нескольких шагах от них лежу я? Какого хрена?

Затаив дыхание, я прислушивался к каждому звуку. Мокрое хлюпанье и звонкое причмокивание нельзя было ни с чем спутать. Они определенно целовались. Страстно, горячо. В какой-то момент я даже решил, что вижу это перед своими глазами. Вижу, как Макаров нависает над Ильей; как сминает его сочные губы, толкаясь языком в рот; как сжимает талию, плавно переходя на бедра; как забирается пальцами под резинку боксеров, двигаясь к…

Мне пришлось ущипнуть себя за ногу, лишь бы выкинуть эти картинки из собственной головы. Тяжесть внизу живота ясно говорила о том, что я чувствую по этому поводу. Сердце колотилось как сумасшедшее, отдаваясь пульсацией в висках. Боль немного меня отрезвила, но этого было недостаточно. Я все равно продолжал слышать эти пошлые хлюпающие звуки.

А затем к ним присоединился шепот. Сложно было понять кто и что говорит. Как бы я не прислушивался, не мог разобрать ни слова. Но, судя по тихому стону, несложно было догадаться о чем они говорили.

Этот звук заставил меня вздрогнуть. Но хуже всего было то, как именно отозвалось мое тело. Член начал твердеть, пачкая смазкой ткань трусов. Дыхание участилось, пальцы покалывало от невыносимого желания притронуться к себе. Я держался из последних сил, мысленно представляя все самое не возбуждающее.