Иман Кальби - Алан. Скажи, что ты моя…

Хотя нет… Если долго вспоминать, то все – таки что – то цветное нет – нет, да всплывет на поверхность сознания… Одно из таких светлых пятен постоянно мне снится. Я, Айза и Райка собираем у нас в палисаднике кислую салатовую алычу, пока из окна не вылезает соседка в цветастом халате с кислотно-розовыми бигуди на голове и не кричит, размахивая скалкой, что мы паразитки и не даем плодам поспеть. Мы тут же сами, подобно этой самой алыче, срываемся с веток дерева, даже не обращая внимания, как они царапают нашу кожу, убегаем, пряча награбленное в подолах платьев, скрываемся за углом и смеемся беззастенчиво и долго. До колик в животе.

– Корова бигудястая, кому они нужны спелые – только продукт переводить, – смеется Айза, кривясь от оскомины, но с аппетитом продолжая прожевывать желанный трофей. Жутко кисло. Жутко вкусно. Это вкус детства. Вкус того времени, когда я еще была живой. Когда Она была живой…

Айза – моя сестра – близнец. Она родилась на пять минут раньше меня. Может быть, поэтому всегда была такой бойкой, неунывающей, активной, в отличие от меня… Всё ей было ни по чем… Я тянулась за ней, как тонкая тростинка за лучами солнца, зная, что в них сама жизнь. Она была моим рулевым. Она была моим всем.

Мне всегда казалось, что Айза старше не на пять минут, а как минимум на пять лет. Моя опора и защита. Никогда не давала меня в обиду. И хотя нападали, как правило, всегда на нас двоих, от нее, в отличие меня, оскорбления, подколки, травля отлетали, как горох от стены. А когда она видела, как я переживаю и загоняюсь, устраивала мне такую взбучку своими оптимизмом и энергией, что все переживания и обиды снимались, как рукой.

Мы родились в небольшом поселке энергетиков, недалеко от гидроэлектростанции, обеспечивающей электричеством всю республику. И хотя население у нас всегда было интернациональное – много кого приехало и из других частей России, давление замкнутого, консервативного костяка – коренных жителей этих самых мест, представителей нашего народа, нет – нет, да ощущалось. Особенно на таких, как мы. Тех, на кого никогда не смотрят, как на равных, кто никогда не воспринимается как желанная компания для твоего ребенка, кого твоим сверстникам дозволено подколоть, обидеть и обозвать постыдным «безотцовщина» в спину, а иногда и в лицо… Да, мир не стоит, прогресс двигает человечество вперед, на месте старой деревни построили современный поселок, соорудили огромную гидроэлектростанцию, сделали настоящее искусственное море – водохранилище, нагнали специалистов со всей страны, а вот эти предрассудки из мозгов коренных людей вытравить так и не удалось. Иногда мне казалось, что наша жизнь здесь – как канал, протекающий посередине поселка – пусть людям и удалось заключить бушующую воду горных рек в бетонные оковы девятиметровой глубины, от этого горная вода не стала более приветливой или спокойной – напротив, стоило подумать о том, как глубоко было там, внизу, под голубой водяной массой, какую силу сдерживали эти искусственные берега, становилось не по себе…

Безотцовщины… Наверное, едва ли в наших краях, где место семьи в обществе определяли ее мужчины, можно было придумать оскорбление хуже и унизительнее… Убийца и грабитель и тот заслуживали больше почета в этой иерархии… Мы же были изгоями с самого детства, пусть сначала, до определенного возраста, этого попросту и не понимали. Нельзя сказать, что с нами не хотели играть. Напротив, ровесники с еще не отравленным взрослыми условностями сознанием тянулись к нам, как и к любым другим сверстникам, тем более, мы были симпатичные, складные и интересные девочки. Но все дети взрослеют- и с каждым годом их мозг становился все более засорен мыслями совсем не детского характера. Как только друзьями своих сыновей и дочерей начинали интересоваться их родители, те технично пропадали из поля нашего зрения. Достаточно было нашептать чаду о том, каким непростительным, греховным изъяном мы обладаем, как те начинали презрительно ворочать от нас носы, шушукаясь с другими за спиной.

Исключением всегда была только Райка – дочь нашей соседки Веры Павловны. Командированная из подмосковной Электростали, она преподавала русский язык и литературу в нашей школе и всегда держалась подальше от местных склок и сплетен. Муж у Веры Павловны был, хоть и жил в родном городе и приезжал к ним только по праздникам – либо они ездили туда, чем Райка обожала хвастаться при любом случае. Говорила, что вообще – то она москвичка и ездит к себе домой в столицу, хотя все мы прекрасно понимали, что Электросталь, хоть правда от столицы в паре десятков километров, это такая же Москва, как мы – супермодели. И все же мы всегда воспринимали эти ее похвастушки терпеливо. У каждого свой характер. Ее – далеко не самый плохой. Она была нашей подругой – это самое главное. Наверное, факт того, что Вера Павловна была не из наших, и позволял их семье общаться с нами и не испытывать на себе прессинга… Для остальных мы были словно с огромным клеймом посреди лба.