Джина Шэй - Мой плохой босс

Сосок. Сквозь кружево. Я почти ослеп.

Ирина подходит ко мне, замирает в двух шагах, даже не обращая внимания на то, что на неё, почти голую, оборачиваются её же коллеги. Судя по её лицу – она и без трусов могла бы пройтись.

А я – пытаюсь наладить собственное дыхание, потому что виски у меня совершенно не тем горлом пошло.

Ох…

Оказывается, под скафандром главной бухгалтерши скрывалась очень-очень горячая девочка…

Фееричнее открытия эта ночь для меня не могла приготовить. Никогда не верил дебильным киношкам, в которым одним переодеванием делали из чучела секс-бомбу.

В этом конкретном случае обошлось одним раздеванием.

Я её жутко состарил, кстати, вот сейчас, без очков, с распущенными волосами и без мешка, скрывающего фигуру, становится очевидно, что она совсем молодая. Лет двадцать пять, не больше.

А грудь у неё весьма аппетитная, кстати… Оказывается, и двоечка может заставлять истекать слюной. Понятно, почему не смог удержаться Виталик. Не понятно, почему мне теперь хочется ему вырвать руки из плеч. С корнем.

Грудь грудью, но и все остальное у Ирины – очень даже… Можно захлебнуться слюной, нечаянно.

Подтянутая задница, длинные ноги в темных чулках.

Чулки!

Вот уж чего я точно не ожидал увидеть на нашей Мисс Просроченная Девственность, так это чулки.

Мне казалось, что Ирина под своими штанами носит одни только панталоны, бабушкины, по колено, в розовый цветочек. А вот надо же, какая красота, оказывается, у меня под носом бегала, прятала под штанами проститутку.

И вот от этого я отказался.

Знал бы – может, и подумал бы, стоит ли затевать всю эту хрень.

Но сейчас – не время для сожалений. Сейчас – время пожинать. И я в самом деле жду. Жду своей победы. Когда же наша Ирочка покраснеет, спохватится, что так опозорилась на всю фирму, расплачется и убежит.

А она же смотрит на меня с кипучей яростью и бесит меня тем, что не сдается.

Я ей насмешливо улыбаюсь, салютую стаканом с виски, глотаю его.

За твои сиськи, дорогая! И за то, что они у тебя есть, и за то, что такие красивые.

Она выдирает у меня стакан из пальцев и швыряет его об пол. И стакан разлетается вдребезги, привлекая к себе внимание уже всего зала. Хотя на нас и так уже почти вся фирма пялилась.

Ох, ни хрена себе, какие мы, оказывается, дерзкие. И это вдруг люто меня заводит, заставляет кровь в венах кипеть еще сильнее. Теперь я еще больше хочу её поражения.

– Ты ничего мне сказать не хочешь, Антон Викторович? – рычит госпожа главный бухгалтер. И где-то в глубине моей душонки, еще не совсем убитой безжалостными законами рыночной экономики, скребется совесть. Может, это я все-таки зря? Хотя нет.

Это стоило того.

Каждая секунда этой стычки.

– За бой посуды ты сама заплатишь, Ирина Александровна, – безмятежно откликаюсь я, опираясь на барную стойку обоими локтями.

Сложно ей не восхищаться. Десять из десяти мне знакомых женщин вот после этого – сбежали бы в слезах, а эта нет, стоит тут, напротив меня, скрестив руки на красивых сиськах. Будто и не в трусах стоит посреди ресторана, а в королевской мантии. Я даже не ожидал, что у неё на это хватит духу.

И я снова ощущаю это странное чувство, когда хочется только замереть и следить за каждым её движением. Как тогда, на танцполе, перед тем, как она ушла в вип-кабинет.

– То есть извинений я не дождусь, правильно? – яростно выдыхает Хмельницкая.

– Нет. Ну почему. Дождешься. Если произнесешь их сама, – я пожимаю плечами, – если хочешь, могу подсказать текст. Простите, Антон Викторович, что предложила вам свою унылую персону. Больше так не буду. Очень раскаиваюсь.

На бледных скулах Хмельницкой расцветают алые пятна. Дракониха, как она есть.

Ирина шагает ко мне. Сгребает меня за галстук, двумя резкими движениями наматывает его на свой кулак. Это настолько дико и неожиданно, что я чуть не давлюсь собственным языком, глядя в кошачьи яркие зрачки Хмельницкой.

– О да, Антон Викторович, – горячее дыхание госпожи главного бухгалтера проходит по моим губам, – я действительно чрезвычайно раскаиваюсь, что предложила себя такой твари, как ты. Мне действительно ужасно стыдно, что я опустилась настолько. Не бойся – больше не опущусь.

Все её слова – почти те же, что ей продиктовал я. Но она – переворачивает их с ног на голову, так, что уже в моей груди разливается яростный жар. Не бойся? Это она раскаивается в том, что запала именно на меня? Да что эта сучка о себе возомнила?