Тата Кёр - Смазки для взрослых – III

– Так ты ему сазана-то и присушила? – вдруг вспомнила она и уткнулась взглядом в раскрасневшуюся бабу Нюру.

– Ну, да. А что ж, заныривать стал-то по всей деревне. В чьем только пруду не был гад такой. Мне такое распутство не по душе. Отсушила разок и все пруды высохли одним махом.

– А сама-то тоже осталась без обеда, – засмеялась Оксана.

– Так у меня образ его был, да и другие рыбехи заплывали. Не такие великаны, но тоже живые, да юркие.

– Что за образ такой? Писаный что ли?

– Писаный… – засмеялась баба Нюра, запрокидывая голову назад. – Дуреха. Сейчас покажу тебе.

Баба Нюра встала, прошла в кладовую и вернулась тут же со свертком. Она бережно положила его на стол и размотала простынь. На льняном отрезе лежал деревянный кол, широкий в объеме и длиной с сазана. Он был гладкий и чуть закругленный с концов.

– Это че? – спросила Оксана, понимая, что это и есть его деревянная елда. Вернее, ее образ.

– Он, – вздохнула баба Нюра и по ее щеке побежала слеза.

– А что ж ты ревешь-то. Поставь его да любуйся…

– Стара я уже для утехи. Сухость одолела, да и приятности уже нет. Помирать скоро, – вытерла она слезы кулаком и кивнула девке.

– Чего это?

– Тебе его отдам…

– Ну, не. Что я с ним буду делать? Куда я его? Как? Не… Мой пруд маловат будет, да и сух он всегда был. Да и что такое приятное в этом, я не знаю, – засуетилась Оксана, то хватая подол юбки, то бросая его и прихлопывая ладошкой.

– Хочешь научу?

– Так я ж не за этим к тебе, баб Нюр… я ж уже на…

– Научу, а там сама решишь. А сейчас давай мыться.

– Баб Нюр…

– Иди, кому говорю, баня уже парует.

Ох, банька. Горячо да парно. Враз всю дурь сводит она – лечебница души и тела.

Оксана с закрученной наверх косой, прикрывши макушку тряпкой, сидела на верхах, чтобы уж наверняка вытравить из сердца да из дум окаянного гуляку Гришку. Бабского прихвостня да любезника, что хитрыми уловками заманил на свой сеновал пол села и ее, девку наивную да ладную. И, если бы только заманил, так и привязал к себе путами невидимыми. Что жизнь стала совсем не милой и не радостной. Хоть в петлю лезь.

Хорошо, что тетка Оксанина про бабу Нюру поведала да к ней и отправила на лечение от недуга. Сказала, что она одна ведает средство от привязок и сердечных болей, потому что «ведьма она потомственная». Оксана и заранее не боялась колдовских чар бабы Нюры, а когда в избу ее вошла, так и вовсе успокоилась. Ей лишь хотелось поскорее, чтобы баба Нюра достала свой магический нож и отсекла Гришку от сердца ее.

А старушка и не торопилась вовсе. Все разговорами, да чаем с травками угощала, еще и баньку справила добрую.

Оксана улыбнулась блаженной улыбкой.

Ее распаренное тело открывалось в жару и начинало цвести, покрываясь росой да ручьями соленой воды.

Маленького роста, чуть полновата, с большими стоячими грудями и округлыми крепкими бедрами она пахла здоровьем, молодостью и изобилием. Оксана чуть склонила голову набок, закрыла глаза и прогнулась в пояснице. Грудь ожила ее и задышала. Розовые соски сморщились и затвердели навстречу горячему и жгучему воздуху. Округлый упругий живот заволновался, задрожал и расслабился от удовольствия. Коленочки вдруг раздвинулись, давая кудрявому лону поймать приятного тепла и покраснеть от прилива волнительного.

Едва слышно замурчала девка и впала в полудрему.

– Ложись-ка, – баба Нюра стояла над ней, размахивая веником.

Оксана не стала сопротивляться, она сползла на полку и растеклась на ней в ожидании хлестких очищающих ударов.

Баба Нюра резво и мягко начала околачивать ее ноги, бедра, спину, с каждым разом усиливая и учащая удары. Маленькая, юркая старушка с высохшей грудью не щадила молодое упругое тело и хлестала, что есть сил. А сил у нее было много. Она стегала веником так, что боль обжигала и тут же разливалась истомой по телу, которое жаждало еще и еще.

– Перевертайся…

Оксана перевернулась на спину, подставляя теперь под жгучие ветки и мягкие листья березы свою грудь, живот и кудрявый лобок. Баба Нюра медленно провела веником по телу ее. Туда-обратно. И еще раз. А потом начала шлепать, хлестать и пробуждать дикие желания в молодом спящем теле. Девка только успевала ойкать и просить пощады. Но баба Нюра не обращала внимания на стоны своей подопечной и продолжала оставлять красные следы на распаренной коже. В какой-то момент она остановилась, чтобы отдышаться и снова принялась за работу.

Вместе со жгуче-сладкой болью Оксана чувствовала, как что-то происходит с ней, с ее телом, с ее лоном, горящим и пульсирующим. Но она пока не могла понять плохо это или хорошо, больно или приятно, ангел просыпается в ней или черт. Она просто подчинилась бабе Нюре, позволяя бить ее с мыслью о том, что той виднее, как вытравлять привязки к молодым ухажерам.