Тата Кёр - Смазки для взрослых – III

А бананы…

Бананы я люблю и по сей день. Они словно ключик взломали меня и научили наслаждаться сексом до потери сознания. Главное, побольше смазки…

Ночь сияла звездами за окном и дышала крепким морозом.

Звезды мерцали блестящими праздничными одеждами и водили хороводы вокруг молодого яркого полумесяца, отсвечивающего тени от хат и рассыпающего искры на белом свежем снегу.

В самой дальней хате на краю села у самого леса средь глубокой ночи теплился огонек в окне, а из трубы стоял густой столб белого дыма.

За большим столом при свете закопченных свеч сидели две бабы, одна старая другая молодая, и пили чай из пахучих трав в прикуску со сдобными пончиками, аромат которых лишал ума и праведных мыслей.

Печка тихо потрескивала поленьями и жаром красила щеки, с мороза не успевшие отойти и побелеть, как следует.

– Че Гришка-то? – кивнула баба Нюра в сторону Оксаны.

– Да ну его, – шмыгнула носом она и откусила полпончика, набив полный рот, чтобы невозможно было отвечать на вопросы.

– Любезник оказался Гришка твой, – хмыкнула баба Нюра в ответ.

– Ну да… от стога к стогу… – невнятно согласилась девка.

– Проучить бы его, Оксана. Чтоб до ветру ходить не мог. И от ветру тоже не мог. Может отсушим его?

– Баба Нюра… – испугалась Оксана такому пожеланию и скривила нос.

– Че баба Нюра, баба Нюра… Был в мои годы любезник один, так я ему отсушила, бобылем остался неприкаянным. Гад такой…

– У тебя тоже был? – засмеялась Оксана и кивнула, ожидая, что та поведает историю.

– А как же. Они во все века были…

– Расскажи…

– А че рассказывать-то. Рассказывать-то и нечего. Отсушила и все. И твоего отсушим, – встала баба Нюра из-за стола и пошла к печке дров подложить в прожорливый огонь.

– Ну, расскажи. Не просто ж отсушила, а что-то он накуролесил…

– Сначала ты расскажи, как он в сарай тебя заманил? Окаянец эдакий, – громко стукнула она кочергой по ведру с поленьями.

– Ну, как… Провожать пошел от хаты Ясненых, там мы брагу пили и песни пели с девчатами да с ребятами, хохотали до колючек в животе, а потом по хатам пошли спать. Я хмельная была немножко, а он придерживал меня за бочок, говорил, чтоб не свалилась в снег да не отморозила себе, что в тепле надо держать. Жамкал меня всю дорогу, а возле хаты своей в губы поцеловал слюняво и сказал, чтоб дальше сама шла. А я ног не чувствую, баб Нюра. Замерзли совсем. Голова тяжелая и кружится. И в снег так захотелось мне лечь и укрыться им потеплее, да заснуть послаще. Я и села в сугроб. А Гришка подхватил меня и потащил во двор, и в сарай теплый. С сеном. Ну а там…

– Что там?

– Ну, ты как будто не знаешь, баб Нюр. Спрашиваешь тоже…

– Не знаю. Неведомо мне. Но интересно, – улыбнулась она своей широкой хитрющей улыбкой.

– Так у тебя ж был любезник. Как же не знаешь?

– Они ж разные бывают. Рассказывай, а то я тебе тоже так же «ну, ты как будто не знаешь…» – перекривила она Оксану и хитро сощурила глаза.

– Ну, упали мы в сено, и он навалился на меня. Стал целовать опять в губы. Облизывать, кусать. Я чуть всплакнула. Уж больно было. А потом он начал одежу снимать…

– Че у него? Елда ого? – баба Нюра показала руками сазана.

– Не… Такой, – девка отрезала ладошку пальцем.

– Карасик? – удивилась она и как-то сникла.

– Ну такой, да… жаренный еще…

– Так там и сушить нечего, – вздохнула баба Нюра и махнула рукой.

– Соленый на вкус и пахнет рыбой тухлой, – сморщилась Оксана и тоже махнула рукой.

– Так-то немытый. Мытый он сладкий, да пахучий… Помню Василя своего. Ой, – довольно сложила руки баба Нюра – мылся все время. Мог щек не умыть, а елду намывал, аж блестела.

– Большая была?

– О! Сазан! – показала баба Нюра с удовольствием размер Василя.

– Ого, – девка не на шутку испугалась. – Так он куда-то такой? Как его то? Мне карася было больно пускать, а тут такая рыбина…

– Так-то ж, потому что сухо было у тебя, а рыбы мокроту любят, чтоб нырять да выныривать было хорошо, а нам бабам приятно и щекотно.

– Ну, баб Нюра… ты уж удивила меня. Скажи еще, что тебе то нравилось, когда сазан такой заныривал.

– Ой, как нравилось, Оксана. Чтоб до самого дна заныривал и бился там, как оглашенный. Аж зазудело от думки одной. У тебя Гришка был только?

– Ну да. Кто ж еще? И так хватило, – вздохнула она и стала со стола прибирать.

Белая скатерть с вышивкой да рубленными кружевами по краям украшала комнату и придавала праздничный вид. Оксана смахнула крошки в руку и выкинула в ведро для помоев.