Татьяна Любимая - Подарок для Градова

Отрываюсь лишь на секунду глотнуть воздуха. Он нам обоим нужен.

Рывком снимаю чертов фотоаппарат с ее шеи, откидываю в сторону кресла и снова впиваюсь в охрененный рот, заметив лишь один взмах ресниц.

Ладонями скольжу с талии до бедер и ниже, до кромки платья. Задираю его до талии. Кира недовольно мычит мне в губы, хочет отстраниться, вырваться. Получаю тычок кулаком в грудь.

Кошка, так ты еще больше будишь во мне зверя!

Пальцами впиваюсь в упругие ягодицы, прижимаю к себе. Чувствуешь, детка, как я на тебя реагирую?

Языком трахаю ее в рот, пока не получаю в ответ томный стон. Завелась. Так–то лучше, девочка.

Не глядя, смахиваю со стола барахло. Подхватив девчонку, усаживаю ее на стол, вклиниваюсь между ног. Ворот пиджака тянет – кошка вцепилась в него двумя руками как за спасательный круг, заваливаясь от моего напора назад. Берет инициативу с поцелуем на себя, обхватывает шею руками, елозит нетерпеливо бедрами по столу.

– Секунду, милая, – выдыхаю ей в губы.

Отстраняюсь, чтобы дотянуться до выдвижного ящика. Нащупываю презик. Мысленно хвалю себя за предусмотрительность.

Глаз с девчонки не свожу. Есть опасение, что моргну, а она сбежит. Но нет. Кошка тоже следит за мной. Нижняя губа закушена, взгляд с поволокой, помада размазана по щекам. Красавица! Растрепанная, со сбитым глубоким дыханием, опираясь на локти и с задранным до талии платьем, в красных кружевных трусиках, эта женщина шикарно выглядит на моем столе.

Бросив квадратик защиты рядом, снова занимаю свое место между ее ног. Целуемся как в последний раз в жизни. Башню рвет, трусы тоже.

Проворные пальчики стаскивают с меня пиджак, путаются в пуговицах рубахи. Помогаю кошке – через голову снимаю с себя рубаху, отшвыриваю в сторону.

Пальцы четырех рук никак не совладают с пряжкой на брюках. Дергаю, психуя. Наконец штаны падают на пол, боксеры туда же. Спеша, натягиваю резинку. Зарываюсь пальцами в роскошные волосы, притягиваю кошку за затылок себе, врываюсь языком в сладкий открытый ротик. Другой рукой скольжу промеж ног. Девчонка со стоном дергается, едва я задеваю чувствительное местечко. Кружевные трусики мокрые.

Не могу больше.

Отодвигаю влажную ткань в сторону, под тихий выкрик из горла девчонки толчком врываюсь в нее.

Пиздец, кайф какой!

Прижимаю к себе затихшую птичку. Временно оглушен и контужен. Из всего слышимого – только бешеный стук в груди – мой и ее.

Дарю несколько легких поцелуев Кире. Последний – в губы.

– Ты чудо, кошка!

Скольжу пальцами по шее вниз. Жаль, не удалось визуально заценить грудь, только тактильно. Двоечка у нее на сто баллов из ста. Прелестная двоечка.

Сгибаюсь за боксерами и брюками. Надеваю их одновременно, выпрямляясь. Воздух в кабинете жаркий, пахнет сексом. Охренительным сексом. Взмокшую кожу на спине щиплет, все–таки расцарапала. Горячая штучка.

– Гад! – щеку обжигает смачная пощечина. Неожиданно.

– Сучка! – скалясь, застегиваю пряжку ремня. Мне ее пощечина – что слону дробина, но обидно, да. Не заслужил. – Еще скажи, что тебе не понравилось.

– Нет! – взвизгивает. – Я симулировала!

– Вруша ты, кошка, – рыча, резко нависаю над ней. Красивая, пипец просто, хоть и злая. Взглядом могла бы – четвертовала. – Со мной не симулируют, а получают наслаждение. И ты его получила.

Задыхаясь, краснеет. Ага, вспомнила, как сотрясались стены от ее крика.

– Самовлюбленный индюк! – выставляет вперед руку с зажатой в кулаке красной тряпицей. – Маньяк!

– Психопатка! Это мое! – вырываю у нее кружевные трусики, засовываю в карман. Когда я их сорвал с нее? Не помню.

Иду в сортир. Оставляю дверь распахнутой, чтобы держать дамочку в поле зрения. Смотрю на себя в зеркало. Морда в помаде. На щеке – розовый след от пощечины.

– Придурок, фетишист, гад! – выплевывает в мою сторону, ладонями расправляя на бедрах мятое платье. – Маньяк!

– Ты повторяешься, кошка, – стираю салфеткой помаду. В остальном – красавчик. Холеный, удовлетворенный.

– Ненавижу!

От нее искрит так, будто между нами стоит вековая вражда, а не секс, что закончился минутой ранее.

– Позволь напомнить, кошка, – в два шага оказываюсь возле дерзкой, – ты сама рвалась в этот кабинет. Вот мне интересно – зачем? М?

– А ты этим воспользовался, да? – храбро задрала вверх подбородок. – Очень умно!

Препираться с ней не хочу. В теле приятная истома после снятия напряжения. Вместо выяснения, кто кого спровоцировал, у меня сейчас только одно желание – лечь горизонтально с этой пластичной киской под боком и помурлыкать в унисон. Сделать еще три–четыре захода. В разных позах и плоскостях. А может, Кира этого и добивается?