Юли Астон - Дай мне силу, Демон

И удачно же он узнал, какого человечишку выбрали в Проводники для Форос! Оборотное зелье на рассвете дойдёт до кипения, и вечером он воплотит в жизнь свою месть.

Макколеус будто наяву видел, каким ужасом вспыхнут зелёные девчачьи глаза, едва она узнает его. Не видать ей ни силы, ни тем более демона: так и останется на всю жизнь опозоренной пустышкой.

Сжав кулаки, Макколеус пошёл вон из грота, но уже на выходе остановился и обернулся на каменный алтарь. Что за зверюга оставила на нём эти борозды? Им, колдунам, повезло куда больше ведьм: их Инициация проходила куда приятнее. Макколеус осклабился, оживив в памяти тот самый день, когда он стал мужчиной и настоящим колдуном. Хороша была девчонка! Жаль только, что он её больше не увидит. Как пить дать, те чудеса творила она сама, а не сидящая в ней демоница.

– Расслабься и не вздумай вырываться! – поучала Нона. Дряхлую ведьму приставили ко мне, чтобы отвести до грота, а после – вернуть в пансионат.

Ведьм не отягощала мораль. Потому уже прошедшие Инициацию товарки, закатывая глаза от удовольствия, любили в сотый раз посмаковать особо горяченькие подробности своих ритуалов.

Мощь, щедро даруемая демоном, теснилась в клетках наших тел и подобно дикому зверю рвалась наружу. Не потакая ей, не усмиряя её пыл, сойдёшь с ума: сила выжжет изнутри. Ведьмы облекали вспышки магии в похоть, и сполна получали удовольствие от собственной сути.

И всё равно мне было страшно.

Отец возлагал на ночь моей Инициации огромные надежды и лелеял мысль о том, что его дочурка в силах призвать сильнейшего демона. Я же не была так уверена в том, что мне это удастся. Не всем везло. Обычно на зов являлись демоны низшей касты, которые могли поделиться только магией стихий, даром проклятий или умением превращаться в кошку.

В нашем роду сильнейшей из ведьм была моя мать. Она едва пережила свою Инициацию: из грота Проводник выносил её на руках. Сила, подаренная ей, завершила то, что не закончил демон – уничтожила её. Мать умерла, так и не сумев совладать с тем, что поселилось внутри неё. Себе я такой участи не хотела и потому искренне желала лишь одного: чтобы меня облагодетельствовал низший демон.

Призыв, что мне было суждено произнести, я бы не забыла никогда. Мы учили его до смозоленного в кровь языка, до онемения челюсти, до хрипоты. Он выжигался в нашей памяти. Мы могли позабыть имя матери или отца, но не его.

В это полнолуние настоящими ведьмами становились мы с Мадлен. Появившиеся на свет в одно время, принятые повитухами-сёстрами. Жребий стать первой выпал Мадлен: уж кто-кто, а моя Мад уже давно жаждала обрести силу.

Мы разминулись в лесу. Я, понуро плетущаяся за Ноной, и подруга, гордо вышагивающая рядом с Вижрой, раскрасневшаяся, зрелая, словно в миг повзрослевшая. При виде меня её глаза сверкнули, и Мадлен с трудом сдержала расплывающиеся в ухмылке губы.

На секунду обернулась ей в след.

– Не мешкай, – прокряхтела Нона. – Чего глазищи пялишь? Уже неймётся? – она довольно крякнула.

Я послушно поспешила.

У входа в грот, перемялась с ноги на ногу, словно испрашивая позволения зайти внутрь.

– Сапоги снимай тут, – мотнула головой Нона. – Иди внутрь, не боись. Свет не колдуй. Силы тут, кроме призыва, нет. Тебя встретят. Ложись на алтарь и начинай звать, Проводника не отталкивай. Запомнила?

Кивнула.

– Да прибудут с тобой черти, девочка, – склонила голову в ведьминском благословении старуха и подтолкнула меня морщинистой рукой. – Поспеши.

Сбросив сапоги, я поёжилась от промозглого осеннего ветра и пошла внутрь пещеры. Сердце бешено колотилось в груди, вдоль позвоночника прокрались мурашки. Навострившийся в темноте слух улавливал, как где-то в глубине капли воды звонко ударяются о камень.

На этот раз в гроте горели десятки свечей, разгонявшие мрак.

Проводник ждал. Высокий мужчина, в чёрном балахоне, символизирующем моё грехопадение, и белой маске, скрывающей лицо – ведьма никогда не узнает, кто послужил сосудом для её демона. Неизменно лишь одно: он должен быть чистокровным, до седьмого колена, человеком. Только в такую, пустую от магии плоть позволялось пускать призванных.

Я видела лишь глаза – небесно-голубые, ясные, словно весеннее небо.

Он протянул мне ладонь с пентаграммой, и я вложила свою руку. Его прикосновение оказалось обжигающе горячим. В зловещей тишине проводник подвёл меня к алтарю, застеленным красной тканью, и помог забраться на него.