– В состоянии наркотического опьянения. – Поддакнула Наташа, но лишь развела руками. – Это мало что меняет.
– А ты отца попроси. Он быстро найдёт для них тёплое местечко. – Отчего-то чрезмерно весело хохотнул Громов. Наташа нахмурилась сильнее и теперь будто с обидой.
– Что ты имеешь в виду?
– Нашу с тобой прощальную встречу, разумеется. – Посмотрел тот, склонив голову набок. – Дальше меня служили только пингвины. – Добавил он с наигранной весёлостью, но не злился. Наташа по глазам видела, что злости нет.
– А что я могла ему сказать? – Устало пожала она плечами, разворачиваясь в сторону домов. – Я и не думала просить, чтобы как-то поучаствовал.
– А он и сам догадался. – Возразил Громов, не двигаясь с места, и Наташа вздохнула, останавливаясь.
– Ты мне что-то предъявить хочешь? – Невесело улыбнулась она. – Так, давай! – Руками взмахнула, подбадривая. – Заверши начатое! – Наташа сбросила туфли с ног, хлопнув по длинной юбке ладонями. – И отблагодарю заодно, и по долгам рассчитаюсь!
– Ладно, успокойся. – Отмахнулся Громов, заново её туфли собирая. Скомкал в руках и разорванную, разбросанную по озёрной грязи одежду. – Ничего я не хочу. Устал. Помыться бы, да выспаться. – Он подобрал свою сумку и, решительно обогнув Наташу, двинулся вперёд первым. – Идём, я провожу. – Оглянулся, понимая, что Наташа так и стоит на месте, не решаясь следовать за ним.
Уже стоя у двери её квартиры, отчего-то не спешил.
– Может, зайдёшь? – Передёрнула Наташа плечами и попыталась улыбнуться, хотя чувствовала явную неловкость. – Родителей дома нет. Я одна. Не знаю… чаю выпьешь, что ли…
– Ага, печенья пожую… Не нужно ничего этого. Говорю же, с дороги устал. Отдохнуть хочу. Мать давно не видел.
– Можно подумать, она ждёт тебя! Заходи. Переночуешь у нас, а утром на свежую голову и домой можно. – На этот раз Наташа проявила настойчивость и в голосе, и в действиях, потянув Громова за локоть в квартиру.
– Пьёт?
Наташа повела плечиком, не желая показаться сплетницей.
– Я за ней не слежу, но всё же…
– Понятно…
– Ты разувайся, не стой. – Поторопила она его, а Громов отчего-то криво улыбнулся и потоптался на месте.
– Аромат солдатских ботинок не для столь утончённых особ. – Выдавил он из себя, наконец, и выпрямился, демонстрируя явные намерения всё же покинуть гостеприимный дом, на что Наташа безразлично пожала плечами.
– Можно подумать, от меня весенними цветочками пахнет. Вон, в грязи вся… замарашка… – она увела взгляд в сторону, как вдруг решительно выдохнула. – Извини меня за те слова. И за все остальные тоже. Я не со зла. В азарте. Ты слово – значит, я два должна. – Старые обиды припомнила, а Громов улыбнулся только.
– Ну да, и я так…
– Вот и договорились до того, что сейчас не знаем, как себя вести. Давай забудем! Ты возмужал, я выросла.
– Ух ты, слова какие…
– И не нужно меня задевать. – Возмутилась Наташа в голос, но тут же примирительно улыбнулась. – Ты меня действительно спас и я тебе за это благодарна. А я умею быть благодарной, не сомневайся. Раздевайся, иди в душ. Думаю, планировка квартиры у нас та же, не заблудишься, – она махнула рукой в сторону ванной комнаты и ушла вглубь коридора, закрываясь в комнате на замок. – Полотенце я принесу. – Сообщила из-за двери, видимо, припоминая, как делала мать, приглашая на ночлег своих гостей.
Чай пили в каком-то неприятном гнетущем молчании. Наташа всё больше Громова разглядывала и, наконец, поняла, отчего все девчонки были в него влюблены. Суровую мужскую красоту разглядела. Кулаки мощные, руки сильные. Взгляд хмурый, напряжённый, а оттого особенно притягательный. Сейчас тёмные волосы лишь коротким ёжиком топорщились, а ведь прежде Громов носил удлинённую стрижку. И форма была ему к лицу. Точно как папе! А ещё у Громова ладони были тёплыми и голос такой, что всё внутри трепетало. Сейчас он, конечно же, молчал, но вот когда говорил… она вспомнила и поняла, что странные волны тепла разливались по телу от негромкого хриплого голоса. Прежде он таким не был. И притягательности в нём было на ноль. Теперь же только и успевай себя одёргивать! За это Наташа на Громова злилась.
– Измайлова, не на выставке ведь. – Улыбнулся он вдруг, заставляя залиться румянцем смущения за то, что посмела разглядывать. За то, что так нагло.
Сначала он улыбнулся, а потом рассмеялся и накрыл её ладошку своей грубой солдатской. Это стало откровением. Наверно, именно в этот момент она в него и влюбилась. Да так, что не разглядела повода это скрывать. Завертелось всё как-то. Слишком быстро, что ли… Слишком остро. Когда никого вокруг, только они вдвоём, когда петь и танцевать хочется.
Читать дальше