Константин Фрес - Последнее дело инквизитора. Полюбить Тьму

Тристан едва успел отпрыгнуть, когда старое чудовище, толкнувшись руками, вдруг прыгнуло вперед, разинув зубастую пасть, метя явно в ноги инквизитора. Но она промахнулась; и со всего размаха, разбивая в кровь лицо, она врезалась в пол так, что щепки в разные стороны полетели. Вместо лодыжки Тристана чудовище впилось острыми, торчащими вперед зубами в доски, кроша старое дерево.

– Вкусно? – издевательски поинтересовался Тристан, глядя, как разъяренное чудовище отплевывается от заноз, впившихся в ее язык.

– Я тебе кишки выпущу и на кулак их намотаю, щенок!

Старое чудовище, кое-как выплюнув щепки, забормотало какие-то заклятья, ее грязные обломанные когти шустро заскребли по полу, вычерчивая символы, тут же наливающиеся кровавым светом.

Тени в углах сгустились, застонали тоскливыми голосами, и оттуда на Тристана поползли, изломанные и измученные, грешники.

– Взять этого мерзавца! – проскрипела старуха, жестом руки направляя свое жуткое воинство на Тристана. – Ты слишком зажился на этом свете, святоша!

– Ну, попробуй, возьми меня, старая колода…

Драка дело привычное. Чувство опасности острыми иголками покалывает нервы, жжет затылок. Верный нож вспарывает черноту, пускает неживую кровь. Тристан, не глядя, бьет локтем, чувствуя, как от его удара крошатся старые, ссохшиеся кости. Ссохшиеся тела разваливаются от малейшего прикосновения, пачкают тленом, путиной и пылью щегольское черное пальто Тристана.

Слабость врагов приводит его в бешенство.

– Этим ты собралась меня удержать?!

Старуха, жирной жабой распластавшаяся на полу, все скребет и скребет когтями, все бормочет, призывая все новых чудовищ из мрака. И они выходят и выходят из углов, жалкие и полуразложившиеся, еле волочащие истлевшие ноги.

– Надумала меня количеством твоих неповоротливых зомби задавить? Нет, не выйдет.

Свистнул в воздухе нож, выпущенный из крепких пальцев инквизитора, лезвие пронзило когтистую лапу старухи, и та завопила, дергаясь и стараясь освободиться. Она ухватила нож за рукоять, пытаясь его вытащить, но тот обжег ее ладонь, словно раскаленное железо, и суккуб, страдая, оставила свои попытки.

Тристан же, откинув с мокрого лба белые пряди, с грозным звоном вынул черный узкий меч, и расстояние между ним и ковыляющими мертвецами мгновенно увеличилось на длину этого меча.

– Потерпи немного, – выдохнул он, обращаясь к дергающейся и воющей ведьме. – Сейчас с этими разберусь, а потом уделю внимание тебе…

– Уродливый ублюдок! – выла суккуб. Она оставила попытки освободиться и трясущимися пальцами левой руки собственной кровью начертила еще один знак. Кажется, она сама боялась того, кого вызывала из сердца преисподней, и не зря.

Демон явился из мрака, безумный и дикий, похожий на освежеванного огромного то ли пса, то ли человека. Он испытывал боль каждый миг, и оттого был яростен.

Алыми лапами он раскрошил призванное суккубкой воинство и двинулся к Тристану, шумно втягивая широкими ноздрями воздух, принюхиваясь к аромату человеческой плоти.

Тристан не стал комментировать появление этого слуги Ада. Кончик его меча, чуть поднятого вверх, подрагивал, словно ожидая нападения.

– Убей же его! – проорала суккубка, корчась на полу. – Убей!

Алый демон взревел и бросился вперед, и навстречу ему бесстрашно рванул черный старый клинок.

Белые крылья распростерлись в благословении, слепящий свет окатил комнату, словно взрывная волна, и все было кончено в один миг.

Когда белый слепящий свет рассеялся, охающая и стенающая суккубка увидела своего верного слугу-демона мертвым. Он лежал на боку, глаза его стремительно гасли, а из груди все еще рвался рык, но уже слабо, как отдаленное эхо.

Черная кровь лилась рекой. Эсток инквизитора безошибочно ударил чудовище в сердце, и демон умер в броске, не успев сомкнуть свои когтистые лапы на спине Тристана.

– Теперь ты, – Тристан вытер лезвие платком, брезгливо стирая нечистую кровь. Он ступил ближе к суккубке, весьма неуважительно наступив каблуком на ее свободную кисть, и ведьма заголосила. Ее жуткие пальцы под ногой Тристана заскребли пол, и он прижал сильнее, чтоб она не могла и мизинцем двинуть.

– Больно, больно! – выла она.

– Врешь, не больно, – безжалостно ответил он. – Вот это больно.

Безжалостно размахнувшись, он всадил меч в позвоночник старой ведьмы, между лопаток, и та завыла не своим голосом. Ее глаза налились кровью и казалось, вот-вот выкатятся из орбит, а руки неожиданно обмякли и перестали скрести пол.