Черт, почему оно все так обернулось? Почему ее любовь – восторженная, пылкая, наивная и романтичная, – обернулась вот этим всем?! Тори утыкалась лицом в вытертую обивку и ревела, понимая, что ее любовь не выдержала столкновения с реальностью.
– Дара, дура, – шептала она, давясь слезами, – влюбилась в картинку, выдумала себе гладкий образ, а он совсем не такой! Я его совсем не знаю, он другой!.. А я таскалась за ним, черт подери, я убирала и мыла полы, лишь бы только быть с ним рядом, и все зачем?!
Она не знала; она не понимала, почему сердится на Криса. То ли потому, что он оказался другим, совсем незнакомым ей человеком, и не стал потакать ее наивным, полудетским фантазиям и желаниям, не помчался за ней, убегающей в слезах и истерике, не ввязался с ней при все в бурные выяснения отношений, не удержал силой… То ли оттого, что она сама оказалась другой, не такой, какой сама о себе думала. Дерзость – в ней была странная дерзость, которая пугала ее и шокировала Криса, и Тори не знала, как он к этому относится на самом деле. Принимает ли он эту дерзость за распущенность, за легкую доступность? Или понимает, что это всего лишь плод нервного напряжения, своеобразный ответ на стресс?
К черту, не думать об этом, не то можно со стыда сгореть!
И хуже всего то, что это бесстыдство, эту развратную смелость в ней, в Тори, разбудил Крис. Его близость. Его кажущаяся доступность. Она прикоснулась к нему – и тотчас подсела на этот наркотик, называющийся Крисом Брауном, подсела так, что теперь ее трясет, подсела так, что готова сделать все, чтобы получить его снова. Даже вытерпеть боль и его, Криса, пугающую хищную жажду причинять эту самую боль… И даже наслаждаться этой болью готова.
И от этого она рыдала еще горше.
«Ничего, – думала Тори, убаюкивая себя, охватывая свои плечи руками, чтобы в этом жесте найти утешение. – Ничего-о… Этот урок не пройдет даром. Это все к лучшему. Пора взрослеть! Нужно взять себя в руки и наконец-то наладить свою жизнь. Черт подери, я больше никогда не буду бегать за ним тенью, с половой тряпкой в руках! Как же это унизительно и глупо, как глупо… Не пойду завтра в студию. Уволюсь и найду себе работу по специальности; перееду. Я все изменю и начну все сначала, не витая в облаках! Я больше никогда не увижу этого чертова Криса Брауна и не свяжусь с ним и с его прочной страстью…»
Решение было принято, слезы выплаканы и выпито неисчислимое количество чашек чая с мятой. Тори в этом странном, подвешенном состоянии просуществовала неделю, погруженная в свои мысли. Она машинально собирала и упаковывала вещи, перебирала учебники, книги, стараясь вспомнить то, чему несколько лет училась, прикидывала, куда пойти в первую очередь, где искать подходящую вакансию.
Из этого странного, неживого состояния ее вырвал телефонный звонок. Помешивая ложечкой чашку с кофе, на дне которой кружились крупинки сахара, она с удивлением смотрела на незнакомый номер и думала, кто же это может звонить ей из той, из прошлой жизни, из которой она хочет убежать.
– Слушаю, – произнесла она – и сама удивилась, как спокойно и размеренно прозвучал ее голос.
– Тори, крошка, доброе утро, – голос режиссера, человека из того самого прошлого, которое Тори так сильно хотела забыть, ласковым ручейком зажурчал в трубке. – Как ты? Успокоилась, пришла в себя? Вот и славно, вот и умница. Сможешь сегодня подъехать на студию часкам к двум?
От неожиданности Тори поперхнулась кофе и закашлялась.
– Зачем? – проговорила она, откашлявшись. – То есть… да, я как раз хотела приехать, получить расчет. Я увольняюсь.
– Нет-нет-нет, милая, – поспешно заворковал Режиссер. – Ты поняла меня неверно! То есть, конечно, свои прошлые обязанности ты, конечно, выполнять не будешь, но кое-какую работу надо закончить, Тори.
– Работу? – удивилась девушка, не понимая, куда тот клонит.– Какую работу?
– Наш проект, Тори, – мягко произнес режиссер, но девушка, хорошо знавшая цену мягкости в этом голосе, невольно напряглась. – Съемки, Тори. Проект стоит. Крис Браун выплатил неустойку вчера, черт…
Было слышно как режиссер, нервничая, чиркает зажигалкой, прикуривает сигарету и злобно матерится. Он не был таким уж хорошим актером, и выдержкой Криса не обладал, поэтому раскололся сразу же.
– Черт бы побрал этого Криса Брауна, – свирепо прорычал он после почти минутной паузы, в течение которой Тори, не дыша, выслушивала его нецензурную брань, – с его чертовыми любовницами, с его женщинами, с его потаскухами и скелетами в шкафах! Черт бы вас всех подрал, девочка! Я по уши сыт вашими приключениями, неприятностями и отношениями, слышишь?! По уши! Но чертов Крис Браун отказался сниматься с Оливией Риверхорс. Отказался.
Читать дальше