Кира РАЙТ - Упрямая. (Не)пара для волка

Возможно, он просто переехал в другой город, а я напридумывала невесть что. Да и почему я вообще обратила на него внимание? Вполне обычный молодой человек…

Некоторые телохранители отца обладают более выраженными мужскими качествами в плане внешности и, наверное, даже физической силы. Мне нравилось иногда в шутку подтрунивать над ними, делая комплименты или кокетливо стрелять глазками, наблюдая как выбранный объект покрывается испариной от страха за собственный зад. А мой отец, заметив, надрал бы его без раздумий. И я игралась. Развлекалась как могла.

Но даже в мыслях не могла себе представить что-то большее. Все молодые мужчины и даже одноклассники шарахались от меня как от чумной, зная, чья я дочь. И мне это устраивало. Отсутствие мужского внимания, какого-то тепла.

До той ночи.

Ничего не предвещало беды. Так же, как и всегда, я закинулась транквилизаторами и легла в постель. Закрыла глаза. И волны подходящего уже сна начали уносить меня вдаль, качая. Но тут я заметила очертания мужской фигуры.

Тот самый кошмар, в котором Эмин стоит за жуткой тяжелой металлической дверью и тянет ко мне руку сквозь маленькое оконце, снова появился спустя больше года, а то и двух. Я попыталась проснуться, но не смогла. Снотворное действовало.

Почему тогда кошмар?

Его безжизненные, но полные боли серые глаза с оранжевыми всполохами смотрели мне прямо в душу. Грязная широкая ладонь тянется ко мне с такой надеждой, будто если я её приму, то изменится кардинально всё. И сегодня я не находилась не понятно где за тысячи километров, не имея возможности помочь, а была прямо тут – у двери.

Обдумав всего секунду, я решительно протянула ему свою руку, которую он крепко сжал и потянул на себя. А затем началось то, о чём вспоминать без стыда просто невозможно.

Как так вышло, что детский выдуманный друг сегодня во сне так порочно прикасается, раздевает, точнее – рвёт на мне одежду, ласкает моё ещё даже ни разу не целованное лицо и тело… Это было просто сумасшествие.

Затянув за руку меня внутрь страной пугающей меня коробки прямо сквозь дверь, как в сказке, Эмин… Как же стыдно! Разорвал на мне одежду, жадно покрывая поцелуями каждый новый сантиметр моего тела, трогая, поглаживая, сжимая в крупных ладонях мою ноющую грудь.

Была ли я против? О, нет. Скорее сложно понять, кто из нас инициатор этого всего.

Я отвечала со всей страстью, на которую только была способна. И первая потянулась к его сухим губам. Поцелуй вышел горячий и изматывающе-долгий. После него нам пришлось взять тайм-аут на пару секунд, чтобы восстановить дыхание, а потом кинуться в омут с головой снова… И какой это был омут!

Я проснулась в поту от собственного стона. Одеяло сбилось, между ног горячая пульсация. Никогда раньше не трогала себя там. Но сегодня…

Желание было настолько сильным, я как наяву ещё ощущала Его руки на себе и попыталась повторить то, что он делал только что, сама, представляя Его…

Понадобилось пару секунд, чтобы пульсация усилилась настолько, что едва сдержала громкий стон.

Вовремя заткнув рот подушкой, лишь тихонько хныкала, пока потрясающе мучающее и одновременно приятное чувство не прошло. Только бы никто не догадался, что я сделала. Если кто-то когда-то узнает об этом, я умру от стыда.

Тяжело дыша, вышла на балкон прямо в спальном комплекте. Теплый ветерок развевал мои рыжие волосы, приятно охлаждая горящие щёки. Глубоко вдохнула вечерний свежий воздух и подняла голову вверх.

На темном небе желтым пятном зияла полная луна.

Следующие два года каждый месяц в полнолуние мне снился такой же сон. Только каждый раз Эмин делал со мной всё более и более развратные вещи. Несколько раз во сне мне самой удалось потрогать его… там .

Это было волнующе и приятно.

Я всегда просыпалась возбужденная и доводила себя до разрядки, представляя Его руки и не только руки, вытягиваясь в струну, стискивая до судорог бедра и зажимая себе рот, чтобы не кричать. Потом сама себя же стыдила, смущалась.

Однако через месяц история повторялась и отказать себе в этом удовольствии снова не могла.

Зато и в остальные дни теперь, и в эти тем более, мне не были нужны больше снотворные. Я не говорила никому, но дозу транквилизаторов стала снижать постепенно. Тоже сама. А как можно было бы объяснить мое внезапное исцеление? Лучше пусть думают, что я ещё больна, чем придётся признаться в правде хоть одной живой душе…