Джина Шэй - Киндер-сюрприз для декана

Смотрю на пасынка, вижу, как он сосредоточенно изучает носки ботинок. Губы плотно сжал, явно сдерживает крик.

– Ну и? С кем на этот раз? – невесело интересуюсь я.

Выражение лица у психологини – самое скорбное. Плохо. Все очень плохо. Чую седалищем.

– Вы ведь знаете Веригина?

Сам слышу, как скрипят резко стиснувшиеся зубы. Да кто ж не знает мудозвона Веригина? Аж цельного мэра города Звенигорода. О нем знает каждый родитель, умудрившийся пропихнуть своего ребенка в московскую две тысячи сорок четвертую общеобразовательную. Потому что есть в этой школе те, кто прошли жесткий конкурс, как мы, а есть… Степочка Веригин, кусок дерьма на палочке, рассматривающий своих одноклассников исключительно как своих холопов и груши для битья.

Нам, увы, не повезло. Мы с ним в один класс попали. Я бился с директором за перевод в другой класс еще до начала зимы, но он только напомнил нам, что у нас испытательный срок и лучше бы нам не выеживаться.

А у Тохи со Степочкой конфронтация нарастала даже не от месяца к месяцу. А от дня ко дню.

– А он что, тоже не сдал переводные? – критически спрашиваю я.

Насколько я знаю, единственное, что не покупается в этой школе – это результаты экзаменов. У школы высокая планка, и всем шишкам, что хотят, чтобы их деточки получали хорошее образование, озвучено, что результаты экзаменов должны быть чисты от фальсификаций.

– О чем вы думаете, Юлий Владимирович! – психологиня театрально прижимает руки к щекам. – Ваш пасынок сегодня голову ему разбил. Швы пришлось накладывать.

Бросаю взгляд на мрачного Антошку. Тот сжимает кулаки, по-прежнему багровый. Раскаянья от этого парня ждать не стоит.

Интересно, почему Марина Аскольдовна смотрит на меня с таким выжиданием сейчас. Правда хочет, чтобы я вытащил ремень из брюк и покарал Антона прямо сейчас? Или достаточно погромыхать на весь кабинет, застыдить мелкого до слез? В этом случае кровожадность многоуважемой госпожи психолога будет удовлетворена?

Обидно! Я-то так надеялся, что высокая планка этой школы гарантирует человеческое отношение среди учителей. Антону оно нужно. Однозначно больше, чем Степочке Веригину.

– Я думаю, Мария Аскольдовна, что вы преувеличиваете ущерб, нанесенный моим сыном, – нарочно выделяю слово “сына”, потому что вот это её нарочитое пасынок, отчим – она будто отчаянно пытается до меня донести, что это не мой ребенок, и я вполне имею право избавить их и себя от такой тяжкой ноши.

Что ж, их я и избавлю.

Достали они меня за этот год.

Говорили про понимание много слов, но до демонстрации дело так и не дошло.

– Идем отсюда, – поднимаюсь из кресла и беру Антона за руку.

– Вы… Вы куда это! Мы же еще не обсудили извинения перед Веригиными… – лепечет Мария Аскольдовна мне в спину.

Я оборачиваюсь. Смотрю на неё в упор. Потом зажимаю уши Антону ладонями и в четырех словах объясняю, куда Веригину и его сыночку нужно запихнуть все свои влажные фантазии насчет наших извинений.

– Мы… Мы вас отчислим, – шепчет потерявшаяся от моей злости психологиня.

– Ни в чем себе не отказывайте, – роняю перед тем, как закрыть дверь. Хер его знает, успею ли я сейчас куда-то. Но терпеть вот этот весь цирк сил уже не было.

Кажется, с плеч Антона падает какой-то тяжелый груз. Стоит отойти от кабинета психологини, и он уже несется в сторону дверей вприпрыжку.

– На площадке меня жди!

Антон на бегу кивает головой – услышал, мол. Ну что ж, и то хлеб.

А я вздыхаю и поворачиваю по коридору налево. Глубины преисподней – секретариат находится там. Ведь нельзя просто топнуть ногой и хлопнуть дверью.

Нужно и заявление написать, и документы забрать, сделать запрос на характеристику. Кто это сделает, если я не сделаю?

Хотя я представляю, какой будет та характеристика. Её ж Мария Аскольдовна и будет писать.

Судя по всему, весть о нашем скандале с Веригиными расползлась во все стороны. Документы мне выдают быстро, приказ об отчислении Антона из этого элитного клоповника выписывают чуть ли не за пять минут. Кажется, они даже выпьют нам с Антохой на дорожку.

Матершина лютая, злая, булькает в моей груди, раскаляя с каждой секундой.

Не за себя обидно, не за ярлык «недостойные пристижной школы», что к нам прилепится сейчас. Мы держались за эту школу как за якорь. Тихая гавань, тонкая ниточка к привычному миру, зона хоть какого-то комфорта. И тут…

Какой комфорт?

Наглому индюшонку дали в руки канистру и разрешили поливать Антошкину жизнь бензином. И плевать, что там и так-то все уже давно горит.