Джина Шэй - Ни за что!

Псина – единственное существо в этом доме, которому позволено встречать хозяина в поздний час. Персонал уже давно усвоил правило, что чем незаметней и тише протекает их работа – тем выше премиальные.

Кристина…

Кристина спустя двадцать шесть лет семейной жизни все-таки усвоила, что если муж захочет уделить ей внимание – он для этого и сам её найдет.

Как жаль, все-таки чтобы в нужной степени ощутить ценность данной ей свободы, жене потребовалось столько времени.

Он идет по дому не включая света. Вмонтированные в стены тускло-светящиеся по вечерам блоки позволяют не видеть лоска и китча, позволяют не перегружать им разум.

Тишина и полумрак приятно обволакивают, успокаивают.

Он идет по своему дому и настраивается на рабочий ритм. В голове начинают уверенней выстраиваться задачи, отложенные с самого утра.

Нужно позвонить тверскому прокурору и узнать о состоянии дел со спорным участком земли.

…Связаться с главой службы безопасности и запросить у него информацию о родителях девчонки. Многие живут в университетских общагах. Но не многие так безразлично относятся к собственной жизни, будто она и не стоит ничего.

…Созвониться с Дягилевым и узнать у него дату следующей его понтовой вечеринки. Сам Козырь не тяготел к таким гламурным мероприятиям, но Сапфира может и оценить.

…Собрание совета директоров назначено завтра на десять. Нужно написать, чтобы передвинули на одиннадцать. Отменять его нельзя, но в конце концов – нужно сдержать слово. Обещал ведь возить в универ, пока ей гипс не снимут. Ну и что, что только себе обещал?

Забавно. Забавно, что собираясь думать о работе, почему-то раз за разом его мысли скатываются к бесконечно выделывающейся, языкастой девчонке. Так похожей на птицу, по идиотскому стечению обстоятельств родившуюся в теле человека.

Он останавливается, поняв, что вожделенную им тишину, коей ждал рассудок все одиннадцать часов в компании Сапфиры, даже сейчас, даже в его доме, его крепости, куда он возвращается за спокойствием, нельзя назвать совершенной. Его слуха касаются мягкие фортепианные ноты. Ненавязчивые, едва слышные, но все-таки ценящий абсолютное отсутствие шума человек не имел шансов их не услышать.

Играть в это время…

Нет, Кристина бы не стала.

Она уже давно усвоила правила, по которым тикает их семья. В этот час она не станет нарываться на ссору и нарушать его покой.

Что ж, у него в семье был еще один человек, который знал, что прикасаться к бело-черным клавишам в девятом часу вечера – все равно что дергать за натянутые туго оголенные нервы главы семьи.

Впрочем, даже это знание Эда никогда не останавливало.

Даже больше того, он регулярно устраивал такие вот вещи. Подергать отца за усы у него давно вошло в дурную привычку.

Наследничек…

…Прекрасно знает, что делает.

По выбору мелодии всегда можно судить, насколько у Эда паскудное настроение. Если он играет что-то тяжелое, резкое – значит, пришел выяснять отношения и совершенно не в духе. А когда, как сейчас, мелодия мягкая, касается раздраженных барабанных перепонок нежно, с трепетом – значит, младший Козырь просто приглашает отца к разговору.

Паршивец.

Ведь наверняка приехал еще пару часов назад, но уже успел договориться со службой охраны улицы, чтоб его предупредили, как только машина Козыря-старшего проедет пропускной пункт. А ведь в доверенный список сын включен не был. Не просто так, на самом деле – убирая имя Эда из этого списка Алексу было интересно, как наследничек пробьется через эту стену. Если уж щенок в шестнадцать лет умудрялся быть в курсе всех отцовских встреч, список которых вообще-то являлся коммерческой тайной, за разглашение которой была уволена не одна секретарша – то чего от него ожидать сейчас?

– Что это? – останавливаясь в дверях оккупированной Эдом залы Алекс не ожидает, пока закончится мелодия.

У него было время полюбоваться на первые шаги наследничка на музыкальном поприще, да и восторгов, посвященных этому таланту, Алекс уже хлебнул достаточно, чтобы понимать – талант действительно есть. Не зря ведь Кристина до сих пор таит обиду, что Эда отправили в Гарвард учиться языкам и управлению финансами, отстранив его от музыки. Такие долгие обиды требуют обоснования.

Как будто Эдичку вообще можно было отстранить хоть от чего, чем он хотел бы заниматься.

Вот и сейчас – уже услышал поскуливания Дервиша. И шаги отца – тоже. Но при этом – не ведет и ухом, не останавливается, а продолжает играть. Даже на вопрос отвечает, только выдержав паузу. Будто требует уважения к вибрациям тонких струн, вздрагивающих в недрах музыкального инструмента.