Анастасия Михайлова - Двое в ночи

— Какая чушь…

— Аид тебя побери, давай же помоги мне найти эту треклятую девчонку. Мы сможем синтезировать её кровь, мы выйдем под свет дневной, станем полноправными правителями этого мира! И, Курт, я нашла в библиотеке…

— Рифи, это не поможет…

— …если принести её в жертву…

— …так же не слушала тогда во Франции…

— …вызови дух Джимма с того света и допроси его, куда он посоветовал ей убраться! Ты один можешь это сделать!

— Что? — на этот раз ей и вправду удалось поразить Курта. — Ты хоть понимаешь, что для этого нужно сделать? Не уважаешь память своего дитя?

Она закусила нижнюю губу, стараясь не расплакаться, глаза её увлажнились.

— А что еще остается, она как в воду канула. Я пыталась его спасти, но Йерт… Я пережила его смерть несколько лет назад, в той части сознания, которой всегда его чувствовала теперь всегда холодно и одиноко. Может, я просто хочу увидеть еще раз хотя бы его тень?

— Нет.

— Курт, прошу. Я хочу тебе помочь!

— Рифи, хватит гнаться за солнечным зайчиком. Ничего не изменить, никак не уйти от этого, — раздраженно проговорил он и выдохнул, прикрыв глаза. — Будущее предопределено.

Она уткнулась лбом в его грудь и обхватила изящными руками.

— Даже ушедшие Ками, предвидя события, говорили, что все изменяемо. Вселенная ежесекундно бесконечно меняется, так почему… — Орифия вздохнула, подняла раскрасневшееся лицо к Курту. Она снова приходила в себя. — Будь со мной сегодня. Твои милые подопечные справятся со всем сами.

Будто бы он собирался уходить. Их встречи в последнее время стали так редки, что, казалось, не хватит и ночи, чтобы как следует насладиться друг другом. Многое им нужно обсудить, искупаться в бесконечных воспоминаниях тех дней, когда все было относительно просто. Сколько совместных приключений было, миллионы расставаний пережиты, большинство врагов и друзей давно развеяны прахом по миру. Да и сам мир вокруг растет, расцветает и грезит новыми горизонтами. Одно только в их жизни не менялось — люди. Во все века все те же. Потерянные дети.

Она мягка, как живая вода, горяча, как солнечный свет на коже этернеля, податлива, как расплавленный воск и мудра, как несколько Александрийских библиотек.

И никогда ему не постичь её до конца, сколь долго бы он не знал её. Такой, она никогда и ни с кем не была, по крайней мере, Бейн надеялся на это.