Виктория Абзалова - Укрощение огня [СИ]

Не торопясь Аман вернулся в комнаты, сел на низкий диванчик и, прикрыв глаза стал ждать, как ждал не так давно утра своей казни.

В этот раз ждать ему тоже пришлось всего ничего — князь возник на пороге, даже не сменив запылившейся одежды и не умыв рук. С минуту он просто разглядывал невольника, который не подумал подняться при его появлении, не говоря уж о том, чтобы пасть ниц. Однако при мысли о юноше, простертом у его ног, к сердцу подступила лишь гадливость, а не удовлетворение. Амани нужен ему именно таким — смерчем, бурей страсти, негасимой звездой в небосводе.

Наложник сидел гордо расправив плечи, а такой посадке головы могли бы позавидовать императоры! Он не взглянул на своего нового хозяина, и за сплошным пологом ресниц угадать выражение черных глаз было невозможно. Не имело значения! На него хотелось смотреть не отрываясь, а новый образ — без красок, без узоров и хитростей — разил еще беспощаднее, обнажив красоту совершенно и придавая ей оттенок торжествующей недоступности. Мужчина безудержно любовался им, не желая отвлекаться на никчемные фразы, но видневшаяся в низко распахнутом вороте галабеи розовая полоска шрама заставила его нахмуриться.

— Почему ты сделал это? — резко бросил Амир, указав на рубец. — Я внушаю тебе такой ужас?

— Нет, — с искренним безразличием отозвался Аман. — Мне все равно.

Князь потемнел лицом.

— Твой ответ чересчур дерзок!

— Зачем же дело стало, — устало уронил юноша, так и не удостоив своего господина взглядом. — Плеть уже при вас…

Он качнул головой в сторону названного, а в следующий момент рукоять уперлась в подбородок, вздергивая его вверх. Их глаза наконец встретились, и Амир словно нырнул в беззвездную ночь, бездонную глубину, омуты тьмы под крылами густых бровей. Зло дернув щекой от того, что увидел в них, он молчал долго, а потом произнес негромко, но четко проговаривая каждое слово:

— Я клянусь тебе собственной жизнью, что никогда не подниму на тебя руку, а тем более плеть, — пресловутая плетка полетела в окно.

Амани усмехнулся кончиком губ, но прежде, чем он успел как-то выразить свое недоверие, мужчина так же твердо закончил:

— И никогда не возьму силой, по принуждению. Ты придешь ко мне сам, когда пожелаешь.

И стремительно удалился, оставив юношу в изумлении смотреть ему в след.

Кануло в небытие еще одно мгновение, и сплошное полотно ресниц ожило, вздохнуло, опускаясь, а горькая улыбка скользнула по губам юркой змейкой: так вот какой игрой пожелал развлечь себя новый господин! Хозяин в своей прихоти милостив и щедр, обязанность раба — пасть к его ногам, обливая их слезами благодарности…

Что ж, благодарность весьма похвальное чувство равно для владетельного князя, и для самого недостойного из его слуг, но топить себя в нем пока рановато. Что значил состоявшийся короткий обмен репликами? Да ничего! Рабу положено желать доставить удовольствие своему господину: из страха или из любви — неважно, и менее всего интересно тому, кто так легко покупает себе дорогую игрушку для недетских забав.

Все правила давно известны. По ним шесть лет Амани вел непримиримую войну за привилегию всходить на хозяйское ложе, и попросту устал — и от войны, и от самого ложа. Однако объяснять ему, что привести к покорности возможно не только побоями и поркой — необходимости не было. Формально, князю даже не потребуется нарушать клятвы, чтобы заставить наложника пожелать своего господина… и то, как долго последний сочтет необходимым соблюдать слово, данное живой вещи? О нет, ни облегчения, ни спокойствия не принесли юноше обещания нового хозяина!

Остаток дня, проведенный в тяжелых раздумьях, пролетел незаметно. Подступил вечер, укутав плечи и покрыв бессильно склоненную гордую голову покрывалом сумерек. Когда в комнате возник смущенный Тарик, сообщивший, что князь велел проводить его в свои покои, Аман не удивился. Он ожидал чего-то подобного, и напротив, испытал облегчение оттого, что игра в мнимую свободу не затянется надолго. Объяснение его не пугало, и о том, чем придется расплачиваться за прямой отказ господину, юноша не думал: жизнь такова, что так или иначе расплачиваться приходится за все. Амани разомкнул безупречные губы и спокойно сказал мальчику:

— Веди.

Он ни на миг не задержался, и против всех собственных привычек предстал перед хозяином так, как его и застали: все в той же свободной темной галабее, не убранным и не наряженным, даже волосы были сколоты. Более неподобающего вида для ночной услады трудно придумать, хотя юноша не старался специально.