Ната Лакомка - (Не) люби меня

Король заметил и снова перехватил поводья, и конь сразу покорно склонил голову.

Это была особая северная порода — животное не слишком высокое, но с широкой грудью. Такие не особенно красивы, но очень выносливы. Конь был черным, без единого пятнышка, так же, как и моя кобыла, которую я забрала в качестве приданного. Только моя лошадь была тонконогой, изящной, с высоко посаженным хвостом-репицей. Я представила, как забавно моя Морера смотрелась бы рядом с косматым северным жеребцом, и улыбнулась.

И тут король словно споткнулся. Взгляд его остановился на мне, и глаза блеснули.

Этот блеск напугал и взволновал меня. Может, северные порядки — не такая уж глупость? И мне не стоило открыто улыбаться? Я едва не забыла поклониться, но свекровь дернула меня за руку.

— Ваше величество, — сказал леди Бригитта, делая два поклона вместо одного, — позвольте представить вам мою невестку…

— Твоя жена, Верей? — спросил король. — Разве я давал согласие на брак?

— Да, ваше величество, — торопливо напомнил Жозеф. — Вы разрешили мне сыграть свадьбу на побережье. Если помните, вы были в ярости, что я выбрал девушку чужого королевства. Вы сказали, что наши цветы не так красивы, как тамошние, но гораздо ароматнее.

Неужели он так сказал?! Я едва не фыркнула, задетая за живое. Красивые цветы без запаха! Это намек, что наши девушки недостаточно умны? Или недостаточно честны?..

Но откровенность Жозефа, похоже, задела не только меня. Король чуть заметно поморщился, и я приписала это смущению. Только винить в этом его величеству следовало лишь себя самого и впредь быть деликатнее, когда речь заходит о женщинах.

— Помню, — проворчал Ланварский волк. — Заберите уже коня кто-нибудь.

Один из спутников короля взял жеребца под уздцы и повел в сторону, а король подошел ко мне, снимая перчатки и разглядывая меня

— Новобрачная хороша, — сказал он. — Как зовут?

Он явно ждал ответа от Жозефа, но я опередила:

— Диана, сир.

— Диана… — повторил он. — Необычное имя.

— В моих краях — совершенно обычное, — ответила я и снова улыбнулась, потому что даже грубоватая похвала короля в присутствии моих новых родственниц была очень приятна. — И должна вас заверить, что в наших краях цветы не только красивы, но ароматны. У северных фиалок запах нежный, но с запахом роз им все равно не сравниться.

— Начинаю в это верить, — сказал король, сунув перчатки Жозефу. и тот сразу прижал их к груди, как нечто драгоценное. — Ваша улыбка осветила этот хмурый день. Так улыбаются только счастливые люди.

— Потому что я и в самом деле счастлива.

— Вот как? — он не спускал с меня глаз, и его взгляд смущал.

Его взгляд будто требовал от меня что-то, будто приказывал, и я не могла этому сопротивляться. Но я сказала себе, что это всего лишь внимание государя к верным вассалам. Конечно же, он волнуется, чтобы Жозеф выбрал в жены достойную женщину, и я должна доказать, что мой муж не ошибся в выборе.

— Мы с мужем счастливы, как только могут быть счастливы смертные на этой грешной земле, — ответила я.

— Тогда многие вам позавидуют, леди Верей. Потому что быть счастливым — это значит быть богаче самого короля.

Я заметила, как вытянулось лицо Жозефа, но не придала этому значения и произнесла:

— Что значат богатства по сравнению с любовью, ваше величество? Но я верю, что вы богаче нас. Ведь королевская любовь — самая огромная, она охватывает всех подданных — начиная от ее величества и заканчивая последним вилланом.

— Вы правы, — согласился он. — Иногда я чувствую себя невыносимым транжирой.

Я не сдержалась и прыснула, посчитав слова короля остроумными, но больше никто не засмеялся, да и сам Ланварский волк продолжал смотреть на меня без тени улыбки.

— Пройдемте в замок, ваше величество, — вмешалась леди Бригитта. — Вам надо отдохнуть с дороги…

Король пошел за ней, задержав на мне тяжелый взгляд, и за королем потянулись его люди. Некоторые посматривали на меня украдкой, некоторые не смотрели вовсе, но ухмылялись и перешептывались.

— Что случилось? — тихо спросила я у Жозефа. — Я сказала что-то не то?

— Все хорошо, не волнуйся, — ответил мой муж, и я впервые увидела, что он побледнел. Он — мой Жозеф, которого я считала храбрейшим на свете. — Нам лучше не отставать, — сказал он, взял меня за руку и нежно пожал.

— Веди себя прилично, — брюзжала мне на ухо свекровь. — А лучше скажи, что плохо себя чувствуешь, и уйди в свою комнату.