Юрий Павлов - Порочная любовь матери

Андрей собирал малину.

Наталья, отеребив и распотрошив курицу, поставила варить бульон и начистила картошки.

Она прошла в огород и пошла, высматривая укроп.

— Ну, как?

— Уже половину ведра набрал, а чё мы будем с нею делать?

— Варенье сварить не получится, будем сушить.

— А может у Аллы?

Наталья, вдруг, почувствовала укол ревности — Понравилась тётка? — она старалась говорить равнодушно.

— Даа, классные тётки! Особенно Алла, да мам, ой, Наташ.

— Классные — уже не укол, а будто ножом полоснуло по сердцу.

— Мам, ты чёоо?! — Андрей почувствовал напряжение.

— Ничего, ссать хочу! — и, повернувшись к Андрею спиной, присела, задрав подол и приподнимая жопу.

Моча с шумом лилась, вспениваясь жёлтым — Андрей смотрел и, впервые в жизни, похоть приподняла свою головку и его охватил сексуальный озноб.

— А ты чё-то не писаешь и не какаешь? — она встала и подтёрла муньку подолом, раздвигая ноги.

— Я в лесу.

— Что в лесу?

— И то и другое.

— А если б волк цапнул за жопу, волков белая жопа привлекает, они думают, что это заяц.

— Мам, волки не думают и жопа не похожа на зайца.

— Ты прямо из волчьей стаи, всё про них знаешь.

— Мам, ты из-за Аллы?

— И как ты догадался? — съехидничала она — я тебя рОстила не для какой-то старой пробляди, ты мой… она замолчала, но потом добавила — сын.

У Андрея вертелось на языке спросить о… но он сдержался.

Они пообедали.

Сваренную курицу с бульоном в кастрюле убрали в подпол.

— А если крысы, Мам, ой, Наташ?

— Здесь уже почти год никто не живёт, откуда крысы?

— Пойдём ещё позагораем и поплаваем, вдвоём?

— Пойдём.

Когда вышли на крыльцо, Наталья, увидев таз с куриными потрохами, вспомнила.

— Ну, ка, ты помоложе, принеси таз.

Андрей спрыгнул и подошёл к тазу: в бурой луже плавали фиолетовые кишки, что-то желтело и, поверх перьев, лежали куриные лапки.

Он поднял таз — Мам, а куда это всё? Может Белому Клыку отнести?

— Да я думала закопать, но, лучше сжечь, давай.

Они валялись на песочке, под солнцем, купались, снова загорали и снова купались.

— Всё, Андрюшка, пошли домой, я уже пить хочу.

Они вернулись в дом и заварили чай в самоваре, немало помучившись, прежде чем разобрались, как его разжигать.

Пили чай с малиной.

— Наташ, пойдём отдохнём на кровати.

На улице жара, но внутри дома была приятная прохлада.

— Пойдём, только закрой дверь входную на крючок, чтобы никто не помешал.

Андрей пошёл закрывать дверь, а Наталья разобрала постель и легла поверх одеяла голая, раздвинув ноги.

Пришёл Андрей и, увидев её, замер.

— Ну, ты чего? Раздевайся и иди ко мне — она протягивала руки.

— Мам, ой, Наташ, а ты поганое, помойное ведро нашла?

— Нет, ты хочешь какать или ссать?

— Ссссать!

— Раздевайся и иди ко мне.

— Я уже сильно хочу, щас обоссусь на тебя.

— И я сильно хочу, чтобы ты на меня обоссался… Ну, что ты?

Андрей скинул трико вместе с трусами, подошёл и тихо спросил — А можно в тебя?

Наталья смотрела на него — Куда?

Он показал на жопу.

— Можно, а ты сможешь, когда он встанет?

— Смогу, я уже пробовал, смогу.

— Тогда пробуй — и она встала раком, выставив жопу.

Андрей залез на кровать и встал на коленях перед её жопой. Хуй уже стоял и желание поссать не исчезло, как это бывает у взрослых мужчин.

Андрей взялся руками за жопу матери, прижался залупой к анусу и брызнул струёй, но моча растекалась по ягодицам и капала на кровать, и он сдержал излияние.

— Ты засунь в жопу и тогда ссы!

Андрей, впиваясь пальцами в её ягодицы стал засовывать в жопу, Наталья задохнулась от ощущения и стала тужиться, и хуй вошёл в жопу.

Он ссал, и горячие струи бились в стенки прямой и ощущение тяжести внизу живота от наполнения мочой было такое же, как и при позывах на опорожнение и, когда он закончил и вытащил член из жопы из неё полилось, разбрызгиваясь, от выходящего с громкими пердящими звуками, вместе с мочой, газа.

— Ты меня всего обделала, Наташка! — и он шлёпнул её по жопе ладошкой, как опытный сутенёр шлёпает проститутку перед тем, как засадить в жопу.

И этот шлепок возбудил её: она повернулась и, встав на колени, прижала его руки к титькам — Тискай, щупай! — и он мял груди, а она тёрлась лобком и промежностью о торчащий член.

— Всё! — она снова встала раком — Давай, я уже хочу — и он, сжимая её ягодицы, погрузил член во влагалище.

Он тыркал неумело, вытаскивая полностью и снова засовывая, но её возбуждала неопытность, и она распалялась похотью: уже лет десять не погружался хуй в её пизду.