Александр Амурчик - Драйв! Dolcezza. Цикл «Прутский Декамерон». Книга 5

– Только я чего-то не понял, гражданин капитан, – услышал я собственный голос и сам удивился, что говорить начал раньше, чем соображать. – Вы что, ОБХСник, чтобы такие вопросы задавать, или доктор какой, что за здоровье граждан беспокоитесь?

– Да, я твой доктор, – ответил Шрам грубо. – Можно сказать, почти профессор. Я лечу общество от таких как ты, преступников. Тебе придется рассказать мне все, как есть, иначе ближайшие десять лет не увидишь молдавского неба над головой.

Чувствительный удар, подумал я, причем ниже пояса, и он, что называется, прошел, потому что где-то под селезенкой у меня от этих слов больно екнуло. Но я сглотнул слюну и пытался держаться молодцом.

– Так вы бы сказали, в чем меня конкретно обвиняют, мне бы было легче вам все объяснить, – сказал я.

– Ты же знаешь, молдаван, – сказал капитан, – что в наше советское время прочтение презумпции невиновности гласит так: «Был бы человек, а статью мы ему всегда найдем». Или подберем, чтобы тебе было яснее.

– Понятно, – кивнул я. – Яснее и быть не может. И все же мне кажется, что здесь кое-что не мешает уточнить.

Блондинистый мент в гражданском незаметно вышел из помещения и я остался со Шрамом один на один.

– Хочешь сказать, что вино ты не продавал? – задушевно спросил меня Шрам.

– Э-э-эх, был грех, гражданин капитан, только грех этот небольшой, так себе, грешочек, на еду хотел себе заработать, – стараясь попасть к нему в тон, сказал я.

– А с заведующей столовой №3 Ниной Ермоловой какие у тебя отношения? – задал новый вопрос капитан.

Э, да тут, никак, личный интерес имеется, почувствовал я в его тоне новые, затаенные нотки. Такое положение дел меня несколько расстроило, но одновременно и обрадовало. Расстроило, потому что я уже понял, что не добиться мне благосклонности шефповара Нины. А обрадовало, потому что теперь я был почти уверен, что выкарабкаюсь.

– Отношения вполне естественные, то есть сугубо материальные, – решил я идти напропалую. Ведь капитан – уголовщик, сотрудник уголовного розыска, и вряд ли это его работа – проверять столовые и работников общепита.

– Что значит «материальные»? – явно заинтересовался он, усаживаясь на своем стуле поудобнее и вперяя в меня взгляд своих немигающих карих глаз.

– Обычное дело. Мяса я хотел купить. В дорогу, – сказал я как можно беззаботнее. – В магазине, как вы знаете, не достать хорошего, а я раньше в общепите работал, вот и решил… помощью коллеги в этом деле воспользоваться. Но, как видно, – тяжело вздохнув, продолжил я, – не судьба. Милиция теперь настолько оперативно работает, что знает наперед все прегрешения любого советского труженика, так сказать, видит их перспективу.

– Откуда ты знаком с Ниной? – вновь спросил капитан, не обращая внимания на мои подколочки.

– Сегодня, вернее уже вчера во время завтрака в столовой мы и познакомились, – бросив взгляд на часы, висевшие на стене, которые показывали половину первого ночи, ответил я.

– По какой такой привилегии ты находился там и кушал завтрак в ее кабинете? – задал он новый вопрос.

– А… это. Так я же вам уже сказал: я работал раньше в общепите, так что мы с ней хоть и бывшие, но коллеги, общий язык сразу нашли.

– А… сейчас, ночью ты к ней направлялся за мясом, что ли?

– Ну да, – ответил я. – Понимаете, днем я это мясо помог ей поднести домой. (Насколько я понимал, Нина находится в каких-то отношениях со Шрамом, поэтому, решил я, она, для своей же пользы, подтвердит сказанное мною). А вечером хотел забрать, так как днем, сами понимаете, на работе коллеги, а дома соседи, глаза, уши, и всякие другие, в том числе внутренние органы.

– Вот-вот, – воодушевился моими словами и даже как будто приободрился Шрам, – что ты там хотел сказать насчет других органов?

– А теперь скажу тебе кое-что, как мужчина мужчине, капитан. Даже если у меня и были какие-нибудь мысли насчет «органов» – если, конечно, мы говорим об одном и том же, – решил я играть с ним в открытую, – так после нашего разговора все эти мысли пропали раз и навсегда.

– Навсегда ли? – не поверил Шрам.

– Можете не сомневаться. Сами подумайте, на черта мне с вами связываться? Мой наиглавнейший орган – голова, капитан, – сказал я, – и я хочу, чтобы этот орган, то есть, мыслящий, оставался целым в первую очередь, а уж другие органы при соблюдении главного условия можно применить в любом другом месте.

– Мудро рассуждаешь, – согласился капитан. – Так ты мне, значит, хочешь сказать, что постараешься не расстраивать меня и не попадаться больше на глаза.