Марина Андреева: Вера в чудеса… Или недобрая сказка

Но чтобы я не думала, это ничего не меняло. Он остался слеп, упорно не замечая того, во что превращается его собственная жизнь рядом с этой мегерой. Как же я скучала по тем счастливым вечерам, которые мы проводили вдвоём… В те давние времена, до появления этой…

В тот день, спорить ни сил, ни желания не было. Я молча собрав вещи переехала на съёмную квартиру. С той поры мы почти перестали видеться. Он вечно был занят. В те считанные разы, когда я заезжала домой, чтобы забрать кое-какие вещи, его либо не было, либо он спал, как говорила мне Илона или моя сводная сестра, до сих пор жившая с ними. В папином офисе ввели какую-то жёсткую систему контроля на входе, и туда мне проникнуть также не удавалось. Не возникало ни капельки сомнения в том, кого именно стоит благодарить за это. Но унижаться, отирая спиной стены возле выхода из здания корпорации в ожидании отца, мне гордость не позволяла.

Тут хочешь смейся, хочешь плачь, но я всё чаще вспоминала сказку про Золушку. Вот же и мамы нет, и мачеха с двумя сёстрами-змеями в наличии имеется, и батюшка чахнет под каблуком жены тиранши, некогда прикидывавшейся ангелом. Да, меня никто не заставляет зёрнышки перебирать, и от отца даже деньги исправно раз в месяц на банковскую карту поступают. Но в целом… тенденция явно прослеживается. Не хватает только феи-крёстной и принца.

А потом… Когда я уже училась на втором курсе раздался звонок мобильного. Взглянув на экран, не поверила глазам, и даже колебалась – стоит ли отвечать? Но что-то внутри сжималось от боли и недоброго предчувствия.

– Кира, – раздался из трубки голос Илоны. – Ты в городе?

– Да, – удивлённо отозвалась я.

– Приезжай по адресу… – она продиктовала координаты одной из лучших больниц нашего города.

– Что случилось? – чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди, почему-то шёпотом спрашиваю.

– Приедешь, объясню. Поспеши…

И из трубки донеслись короткие гудки.

Как же я неслась! До метро долетела за считанные секунды, там бежала по эскалатору перескакивая через ступеньку, чем вызвала недовольство следящей за порядком сотрудницы метрополитена и спокойно едущих по своим делам пассажиров. Спустя безумно долгих сорок минут очутилась у входа в больницу, где меня ждала заплаканная Илона.

– Что случилось? – подлетев к ней, спрашиваю, напрочь забыв былые разногласия.

– Костя… он…

– Что?!

– Авария… Позвонили… Он в реанимации… Я тебе позвонила…

– Где он?

– Там… – махнула она в сторону больницы. – Он…

– Какая палата?

– Я… Я не помню… Всё так неожиданно… Я…

Она сбивчиво говорила что-то ещё, а я уже мчалась в приёмный покой. На то, чтобы выяснить куда именно доставили отца, ушло без малого минут десять. Потом был скандал с сотрудниками реанимационного отделения, не желавшими меня пропускать внутрь без сменной обуви и халата.

– Какой халат?! – орала я. – У меня отец там!

В итоге, кто-то из посетителей сжалился и дал мне свои вещи. Правда не безвозмездно, но это не играло роли, главное, меня пропустили внутрь.

Представшая моему взору картина повергла в шок. За то время что мы не виделись, отец совсем сдал: исхудал, некогда тёмные волосы почти полностью поседели. А если учесть заклеенные пластырем ссадины на лице, гипс на ноге, вставленные в ноздри трубочки, всякие катетеры торчащие и из-под одеяла, и из вен, капельницы, плюс действующее на нервы попискивание диагностической аппаратуры… В общем, не думала, что я на подобное способна, но… Мгновение назад имевшая вполне чёткие очертания больничная палата поплыла перед глазами, и – да, я потеряла сознание.

Откачали.

Я сидела возле отца, плакала и рассказывала о том, как люблю его, как скучаю по тем временам, когда мы были близки, вот только слышал ли он?

Спустя два дня, надо мной сжалились, выделив кровать, и за незначительную сумму стали кормить больничной едой. Если бы не медперсонал, я, наверное, забыла бы о том, что нужно есть.

Два долгих месяца я провела возле постели отца, почти не покидая палату. Боялась, что стоит уйти и он придёт в себя или же наоборот, случится нечто непоправимое. Илона за это время навестила нас всего несколько раз, ссылаясь на то, что ей больно видеть отца в таком состоянии.

В институте, зная о моей ситуации, пока что закрывали глаза на прогулы, хотя задания мне выдавали. Выполняла их тут же, разложив ноутбук, учебники и тетради на подоконнике.

Наверное, если бы не учёба, и не подруги с моего курса, я сошла бы с ума. Но Анютка и Надюшка неизменно поддерживали меня, не позволяя погрузиться в пучину отчаяния.