Иван Плахов - АдрастеЯ. Или Новый поход эпигонов

«К метро идет. А выступает, будто на подиуме одежду рекламирует. Не просто так идет – старается, чтобы заметили. А зачем? Вот сколько таких потом нам же жалуется: пристают, мол. Заявления об изнасиловании пишут. И убивают таких…»

Тут он вспомнил вчерашнюю сводку, в которой особо отмечалось зверское убийство в районе Мытищ шестнадцатилетней школьницы. Ее сначала изнасиловали, а затем задушили.

«…а какой-нибудь отморозок сейчас идет за ней следом и ждет удобного момента… чтоб сделать то, к чему она сама же и призывает. Вот ведь люди. Ни черта не соображают. Неужели не понимают, что провоцируют других на преступление? А ведь эта дурочка явно рассчитывает на нечто другое. Ждет этакого чуда. Что к ней подойдет мужчина ее мечты. Поглядит на круглую задницу в обтягивающих штанах и предложит руку и сердце. А наверняка подходят одни хачики да горячие кавказские парни. Прилипнут к этой дурехе – и никакое мыло отмыться не поможет. В лучшем случае – фиктивный брак и развод. В худшем – развод, раздел имущества и ребенок в награду за смелость. Интересно, а спереди она такая же симпатичная, какой притворяется сзади?»

Варухов ускорил шаг и, обгоняя девицу, как бы ненароком, вполглаза, взглянул на ее лицо:

«У, бедняжка… Красься, не красься – симпатичней не будешь».

Мелкие черты лица, невыразительный рот с тонкими губами, обильно обведенный красной помадой, да курносый веснушчатый нос.

«Заурядная внешность. Пэтэушница со столичной окраины, из какого-нибудь Бирюлева. Однажды потеряла невинность в квартирке панельного дома после затянувшейся вечеринки у кого-то из подруг, – решил Варухов, быстро шагая по утреннему ледку луж, которые еще не успели подтаять, и оставив семенящую на высоких каблуках девушку далеко позади. – Наверняка эта первая в жизни близость с мужчиной была для нее чем-то обыкновенным. Вроде взросления или экзамена в средней школе. Хотя думаю, девство ее закончилось куда раньше. Еще в начальных классах. Когда жестокая, убогая, некрасивая жизнь столичных окраин убила в ней всякое достоинство. И наверняка того, кто первым оказался с ней в постели, она даже не помнит. А может, и наоборот. Сама добилась внимания парня, который ей давно нравился, а он ее использовал. Так сказать, удовлетворил свои юношеские потребности – и прощай. Наверно, тогда это было ее самое настоящее и всамделишнее разочарование: и в жизни, и в себе. А может, ничего этого не было и быть не могло, а сама эта девица живет надеждами на что-то большее, которое обязательно должно случиться. Ждет мужа-добытчика. Заурядная девушка с обыкновенной внешностью. Ходит с подругой на дискотеки и сплетничает о парнях. И разве она виновата, что жизнь к ней так несправедлива? Внешность дала неприметную, родителей небогатых… Да, жизнь – странная штука: всё, что происходит с нами, часто похоже на какую-то лотерею. А главный приз какой? Смерть…»

Невеселые мысли невольно вернули Варухова к дочери. Всколыхнулась в душе тревога, до того слегка притихшая под ряской рутинных поступков.

«Ведь моя Любаша, хотелось бы верить, не заслуживает судьбы заурядной твари в юбке. Она, конечно, молодая женщина, но не самка, которой движет только похоть и расчет. Ей всегда было тяжело в этом равнодушном городе, полном лукавых людей. Человеку с чистым сердцем здесь не место. Хочешь ты или нет, общество заставляет тебя принять свои правила игры. А изгои всегда одиноки, их никто не понимает. Поступать и мыслить независимо позволено только богатым и сильным. Или, куда реже, тем, кого членом общества уже не считают.

А как быть всем остальным, у кого свои взгляды на жизнь, свое представление о совести и боге, идущее из глубин души? Кому с рождения отвратительно безобразие окружающего мира? Как быть тем, кто хочет и может жить по-своему, но кому не дают этого делать? Когда заставляют играть по правилам – и ты будешь успешен, зато лишишься внутренней свободы? Эта мерзость начинается еще со школы. Ты со стадом, с толпой? Свой или чужой? Чтобы выжить, надо быть незаметным. Надо молчать. А если ты не такой, как все, иначе выглядишь, говоришь и думаешь… тогда жди беды. Объединятся все – кто был близко и далеко, ученики и учителя – в единой борьбе против тебя. Против твоего права быть самим собой.

Правда, не надо забывать, что в жизни есть исключения. Счастливцы, которым судьба подарила исключительную способность нравиться всем и всегда. Вспомнить хотя бы крошку Цахеса. Никчемное, обделенное существо. Именно он из-за сострадания вышних сил получил бесценный дар нравиться людям. Гофман знал, о чем писал, черт побери. Скорее всего, на личном опыте.