Владимир Козлов - Розы для Магистра. Роман для взрослых

После ванной их юные тела вновь соединились, и Толик достиг своей цели, не поняв, достигла ли того – же Плеханова. Но по температуре её тела, которое было похоже на печку, он понял, что с ней произошло, то же, что и с ним.

– Я теперь понимаю, почему мне мама говорила, какое большое счастье быть женщиной, – еле ворочая языком, проговорила она. – Мама мне говорила, что вначале может болью отозваться шаг к женскому совершенству, а потом пойдут ежедневные праздники. Ты только никому не рассказывай о нашем с тобой сближении? – повторила она свою просьбу.

– Я, что на придурка похож, – буркнул Толик.

Он подозрительно на неё посмотрел и тихо спросил:

Нин, а где ты так целоваться классно научилась?

– Этому меня твоя соседка Лиза научила и видала, как мою маму тайком целовали разные мужчины в общежитии. После этого у меня разогрелся интерес, почему людям хорошо бывает, когда они целуются, скрыто, чтобы их никто не видал.

На следующий день в школе, ни Толик, ни Плеханова друг к другу не подходили. Они были, словно чужие, будь – то с ними и не было перед этим днём интимной близости. Толик такое поведение со стороны Плехановой расценивал, как конспирацию и был рад, что она его освободила от лишнего обращения к ней. Ни транспортира и вообще ему ничего не надо было от неё. На последнем уроке литературы ему на парту упала записка. Развернув, её он прочитал.

Магистратов!

…После школы жду тебя у себя дома. Я тебе исполню свой романс «Очарование», к которому слова и ноты сама написала. Ты будешь первым, перед кем я его исполню. Мои родичи утром уехали в область, на торжественный вечер, посвящённый восьмому марту, и я буду дома одна воодушевлённо ждать тебя.

Марина.

– Пошла волна конспиративных встреч, – подумал Толик, – и на обратной стороне записки написал:

…Обязательно буду и твой романс «Очарование» согласен слушать вечно, обняв тебя за плечи.

Толик.

Свернув записку в трубочку, он отправил её назад Сухачёвой по воздушной почте.

С нетерпением он дождался конца уроков и без оглядки бросился переодеваться домой.

Дома в это время никого не было.

Он вначале примерил новый костюм с бабочкой, который ни разу не одевал, но посмотрев в зеркало, передумал и облачился в спортивный костюм. Взяв со старого рояля, хрустальную вазу, он завернул её в слюдяную бумагу и уложил в спортивную сумку.

На выходе из подъезда он столкнулся с Плехановой:

– Куда это ты направился? – заносчиво спросила она.

Не ожидавший такой встречи, он оторопел.

Посмотрев на Плеханову, он увидал у неё в руках портфель.

«Дома ещё не была, – подумал он, – знать следила за мной от школы».

Плеханова смотрела на него с явным недоверием.

– Я в спортзал в двадцать вторую школу пошёл. У нас матчевая встреча сегодня с ними по баскетболу, – соврал он.

– Ну – ну, иди, только смотри не промахнись мячом, а то опозоришься, смеяться потом будут все, и октавы не перепутайте с Сухачёвой на баскетбольной площадке, – сказала она зло, и круто развернувшись, пошла к своему дому.

«Странно, откуда она узнала про Сухачёву? – подумал он, – наверное, видала, как мы с ней перекинулись на литературе записками. Неосторожно я поступил, нельзя было расстраивать Плеханову. Как бы она со зла чего не натворила с собой. Были случаи в городе, когда девчонки из-за любви вешались на петле. А может у нас с ней любви, и никакой не было, а просто праздное любопытство к противоположному полу», – успокоил он себя и зашёл в жёлтый дом на улице Герцена, где жила одноклассница Марина.

Тогда он не подозревал что, переступая порог этого дома, он идёт прямым ходом к большим неприятностям и своему юношескому позору, которым его одарит школа и комсомол. И винил он в этом только себя, считая, что все возникшие неприятности на пустом месте не возникают. И что только он лично является главным автором всех своих неприятностей.

….Марина в этот день, не будет ему исполнять свой романс. Она покажет ему мамины книги по гинекологии, о существовании которых он и не подозревал. Сама же Марина в отношении секса была теоретически намного опытнее Толика, хоть на поверке и оказалась девочкой. Она не вскрикнула от первой женской боли и не напугалась при виде алой крови у себя в промежности. Испуг к ней пришёл, когда она открыла при Толике свой портфель, чтобы они на записке оба поставили число и свои автографы в тот день седьмого марта, когда они стали взрослыми людьми.

– Это не мой портфель, – заплакала она. – В раздевалке мы с Плехановой нечаянно обменялись, наверное? Что теперь будет, если она найдёт нашу записку? – вытирая пальцами слёзы, говорила она. – Плеханова болтушка, она непременно растреплет всей школе об этом и если слух дойдёт до моих родителей, я представляю, какая катастрофа может произойти в нашем доме.