Колин Уилсон - Бог лабиринта

То же произошло и со мной, поэтому на следующее утро я чувствовал относительное безразличие к Хельге. Она после той ночи уже полностью раскрыла себя, у нее уже не было тайн, возбуждающих мое мужское любопытство: я увидел ее поражение, ее лень, ее жажду внимания и утешения. И я вновь обрел былую уверенность в себе. До этого одна лишь вещь зацепила мое любопытство: носила ли она чулки или колготки. Когда я вошел в нее первый раз – это был естественный секс, такого рода секс хорошо знаком животным во время совокупления. После этого наше сознание освободилось от сексуального влечения…

После той встречи она написала мне дважды: в первый раз она сообщила о своей новой связи с пожилым директором какой-то компании, а во второй раз рассказала о том, что обручилась с молоденьким студентом в штате Сан-Франциско. Она умерла, и я не успел ответить на второе письмо.

Известие о ее смерти подействовало на меня, как удар, мгновенно вернувший меня в действительность. Я вдруг осознал, что усталость от лекционного турне – обманчивая. Она – результат той самой непрочности контакта с реальной действительностью. Этот отрыв от действительности и послужил причиной ее самоубийства. Наша последняя встреча – в тот же день ночным рейсом я вылетал в Сан-Франциско – произошла на квартире Джима Смита. Она поставила на проигрыватель пластинку. Но мы не услышали музыки – повисла напряженная тишина. Джим проверил громкоговорители, приложив к ним поочередно ухо, затем внимательно изучил иглу – проверил, не запылилась ли она. Ничего не обнаружил. Тогда я высказал предположение, что звукосниматель завис над пластинкой из-за неисправности устройства, охраняющего поверхность пластинки от царапин. Джим встал на четвереньки, внимательно все осмотрел и заявил, что все в порядке: игла доходит до поверхности пластинки. Тем не менее, на всякий случай, потрогал пневматическое устройство руками… и сразу же вся комната заполнилась музыкой. Он опустил иглу на какие-то ничтожные доли дюйма – зазор между пластинкой и иглой был таким мизерным, что его невозможно было заметить невооруженным глазом. Но сколь же заметными были его последствия!

Больше всего меня поражает разрыв между разумом и действительностью. Чрезмерная скука расширяет его, точно так же воздействует и усталость. Этот разрыв может быть и совсем незначительным, но, несмотря на все наши целеустремленные усилия, мы не можем достигнуть контакта с реальностью. И вдруг неожиданное потрясение наполняет все наше существо музыкой, и мы начинаем сознавать, что этого контакта раньше не было. Мы обманывались. Мы; находились в собственном вакууме, медленно душившем нас до смерти.

Я должен быть благодарен Хельге: ее смерть вывела меня внезапно из состояния безволия, в которое я позволил себе погрузиться, отдавшись течению обстоятельств. Человеческие существа подобны автомобильным шинам: чтобы достигнуть наилучшего результата, нужно постоянно сохранять их накачанными. Если шина спустила, а вы едете со скоростью несколько миль в час, то вы ее окончательно погубите. То же самое происходит и с вами, если ваша воля ослаблена. За последнюю неделю я допустил, чтобы моя воля ослабла, и еще удивляюсь, почему я так измотан.

Де Сад утверждал, что все люди – садисты, ибо даже самые добродетельные и милосердные испытывают какое-то странное удовлетворение, размышляя над бедами и несчастьями ближних. Он прав, но все это не имеет ничего общего с садизмом: по какой-то необъяснимой причине скука принуждает нас терять всякое чувство реальности. На первый взгляд, вполне можно допустить, что человек, спасенный из палатки на Южном Полюсе, на всю оставшуюся жизнь застрахован от скуки, так как в любой момент жизни он воспринимает все, что с ним происходит, как должное – ему достаточно вспомнить, как близок он был к смерти, и любые обстоятельства покажутся ему просто замечательными, независимо от того, насколько они безрадостны и унылы. На самом же деле, – такой человек способен испытывать точно такую же скуку, как и тот, кто всю жизнь проработал на одной и той же ферме, – если даже не большую. Несчастья других иногда пробуждают нас от наших снов и фантазий.

Меня поражает способность человеческой натуры допускать существование скуки. Преодолейте ее – и вы станете суперменом.

Утомительная работа мешает исполнению добрых намерений. Я прибыл в аэропорт Кеннеди вчера поздно вечером. Меня встретил Говард Флейшер – американизированный итальянец, невысокий, переполненный жизненной энергией и энтузиазмом – и доставил на своей машине к себе домой – в великолепный особняк на вершине утеса, купленный по случаю (как он сам рассказал) у вдовы известного мафиози, которого застрелили специалисты по заказным убийствам из фирмы «Мердер инкорпорейтид». Флейшер обладал такими обходительными манерами, что невозможно было его не полюбить; ведь у нас оказалось так много общих интересов… Я все ждал, что он вот-вот обнимет меня за плечи и станет обращаться ко мне просто «парень». Вероятно, он занимался более существенными делами, связанными с теневой экономикой: издательство «Линден Пресс», по-моему, – не основной его бизнес, а существует только для «отмывания» больших денег, добытых в обход законов. По дороге он на полном серьезе торжественно заявил, что, по его глубокому убеждению, мой «Сексуальный дневник» – совсем не порнография, а я талантливый и искренний писатель со своими оригинальными идеями… Я слегка поморщился.