Постучавший в дверь слуга сообщил мне, что моя мать ждет в столовой и послала узнать, хорошо ли я себя чувствую. Имя матери напомнило мне о моем видении, и впервые в жизни мне захотелось не встречаться с ней.
— Но вы были с матерью в хороших отношениях, не так ли?
— Конечно. Несмотря на все ее недостатки, никто не любил меня так, как она, и, хотя у нее была репутация особы легкомысленной и любящей развлечения, она никогда обо мне не забывала.
— Когда я познакомился с ней, она произвела на меня впечатление по настоящему талантливой особы.
— Вы правы; при других обстоятельствах она могла бы стать женщиной исключительной. Очень аккуратная и практичная во всём, что касалось ведения дома, мать всегда находила довольно времени для всех дел. Если только ее жизнь не была подчинена тому, что мы обобщённо называем «моральными принципами», а точнее, христианским лицемерием; в этом был повинен мой отец, а не она. Возможно, когда-нибудь я расскажу вам об этом.
Когда я вошел в столовую, мать была поражена тем, как переменилось мое лицо, и спросила, не заболел ли я.
«Должно быть, у меня лихорадка, — ответил я. — Кроме того, жара столь утомительна».
«Утомительна?» — улыбнулась она.
«Разве нет?»
«Нет; наоборот, она очень бодрит. Посмотри, как поднялся барометр».
«Что ж, значит, мое нервное расстройство произошло из-за твоего концерта».
«Моего концерта?!» — улыбнулась мать и подала мне чашку кофе. Нечего было и пытаться его пробовать, мне сделалось дурно от одного его вида. Мать посмотрела на меня с тревогой.
«Ничего страшного, просто в последнее время кофе мне надоел».
«Надоел кофе? Ты никогда об этом не говорил».
«Разве?» — произнес я рассеянно.
«Выпьешь шоколаду или чаю?»
«А нельзя ли попоститься?»
«Можно, если ты болен или же совершил великий грех, который нужно искупить».
Я взглянул на неё и содрогнулся. Неужели она знает мои мысли лучше меня самого?
«Грех?» — сказал я с изумленным видом.
«Ну, даже праведники…»
«И что тогда? — перебил я; и, чтобы загладить надменность своего тона, мягко добавил: — Я не голоден, но дабы угодить тебе, я выпью бокал шампанского и съем печенье».
«Ты сказал — шампанского?»
«Да».
«В столь ранний час и на пустой желудок?»
«Хорошо, тогда я не буду есть вовсе, — ответил я раздраженно. Вижу, ты боишься, что я стану пьяницей».
Мать ничего не сказала и лишь несколько минут с сожалением смотрела на меня; ее лицо выражало глубокую печаль. Затем, не произнеся ни слова, она позвонила в колокольчик и велела, чтобы принесли вина.
— Но что же так огорчило ее?
— Позже я понял, что она испугалась, что я становлюсь таким же, как мой отец
— А что с ним случилось?
— Я расскажу вам о нем в другой раз.
Жадно выпив пару бокалов шампанского, я почувствовал, что бодрящее вино оживило меня, и тогда мы заговорили о концерте; хотя я жаждал расспросить мать, знает ли она что-нибудь о Телени, я не осмеливался произнести имя, которое все время вертелось у меня на языке — мне даже приходилось сдерживать себя, чтобы не повторять его постоянно. Наконец мать заговорила о нем сама; сначала она похвалила его игру, а затем его красоту.
«Как — ты находишь его красивым?» — спросил я резко.
«Разумеется, — ответила она, удивленно изогнув брови, — разве можно считать иначе? Все женщины видят в нем Адониса. Впрочем, ваш мужской взгляд на красоту своего пола настолько отличается от нашего, что иногда вы считаете ничем не примечательными тех, кем мы совершенно очарованы. В любом случае, этот юноша непременно будет иметь успех как артист, да и дамы будут в него влюбляться».
Услышав эти последние слова, я постарался принять равнодушный вид, но, как бы я ни пытался, сохранить спокойное выражение лица мне не удалось.
Увидев, что я нахмурился, мать добавила с улыбкой: «Что, Камиль, ты намерен стать таким же тщеславным, как какая-нибудь признанная красавица, которая слышать не может, как кем-то восхищаются, без чувства, что похвала другой женщине отнята у неё?»
«Женщины могут влюбляться в него сколько угодно, если хотят, — ответил я резко. — Ты прекрасно знаешь, что я никогда не гордился ни своей красотой, ни победами».
«Это правда, однако сегодня ты ведешь себя как собака на сене: какое тебе дело до того, влюбляются в него женщины или нет, тем более что это весьма способствует его карьере?»
«Но разве артист не может стать знаменитым благодаря одному лишь таланту?»
Читать дальше