Евгений Кабанов - МИССИОНЕР

Он нежно поцеловал её пальцы, прикрывавшие опушение на лобке, и снова опустился к бёдрам. Он уже знал, что скоро ей снова понадобится его помощь. И когда её тонкие изящные пальчики вздрогнули и тронули основание клитора, он снова коснулся губами сначала их, а затем – припухшего нежного бутончика. Он втянул его в рот и стал в упоении сосать, лаская при этом кончиком языка. И вскоре новый крик Кати огласил окрестности, словно извещая, что этот солнечный свет, который ослепительно освещал верхушки деревьев, исходил от неё…

Аполлон снова целовал её лицо, восхищаясь её неземной красотой, которая неведомо откуда опускалась на неё, преображая вокруг весь мир. Он крепко держал в своих объятиях эту красоту, и делал размеренные толчки в самой её глубине, горячей, влажной, нестерпимо сладкой… Он чувствовал, как её горячая плоть плотно сжимает его пульсирующую плоть, то погружающуюся на всю глубину, то почти полностью выходящую наружу.

Катя сладко постанывала, наслаждаясь его проникновенным проникновением в себя. Ей казалось, что его горячий упругий член распирает её всю изнутри, словно само счастье. То погружаясь в неё, то выходя из неё, он словно бы порождал эти волны счастья, которые накатывали на неё, окатывали с головы до ног, захлёстывали, накрывали с головой, то перекрывая дыхание, то, наоборот, открывая второе… третье… сотое… И она снова издала свой крик счастья, который на этот раз слился с криком того, кто давал ей это счастье.

– Милый мой… Аполлон… Мой Аполлон… – прошептала она, когда смогла говорить.

– Катя… Любимая моя…

…Последние солнечные лучи последний раз качнулись на верхушках самых высоких сосен на другом берегу речки, и лёгкие сумерки спустились на ложе из смятой одежды, на котором на коленях стояла Катя, раздвинув ноги, и опустившись грудью на большую женскую блузу Аполлона. Её губы сжимали лист подорожника, и дёргали его в такт толчков Аполлона, стоявшего на коленях позади неё. И когда она сначала замерла, а затем дёрнулась назад навстречу его последнему размашистому движению, вслед за которым он с протяжным стоном, смешавшимся со скрежетом зубов, забился в мелкой дрожи, с силой вдавившись ей в промежность, лист выскочил из её приоткрывшихся губ и защекотал ей щёки и веки. И с её губ снова сорвался победный крик…

Она опустилась на живот, вытянув правую ногу и поджав почти к самой груди левую. Он пропустил между своих коленей её вытянутое на траве бедро и медленно стал опускаться на него, пока не почувствовал, как его мошонка коснулась нежной шелковистой кожи. Попка Кати дразнила его воображение своей идеальной округлостью. Он положил ладонь на её левую ягодицу, осторожно её погладил, и, погрузив большой палец в горячую расщелину, раздвинул её так, что его взору предстали и роскошная орхидея, и маленькая фиалочка. Посунувшись тазом вперёд, и взяв свободной рукой своего уже успевшего опасть маленького дружка, он коснулся его головкой раскрывшихся лепестков орхидеи и стал их ею ласкать, постепенно опуская всё ниже. Когда же головка коснулась клитора, Аполлон стал теребить член быстрыми движениями руки так, что она затрепетала, едва касаясь этого прелестного звоночка счастья. И звоночек этот скоро прозвенел сладострастным криком его обладательницы.

Аполлон слегка отстранился, приподняв уже снова начавший наливаться тяжестью член, и двумя пальцами утопил его головку в заветное углубление, которое с готовностью втянуло её в себя, плотно за ней сомкнувшись.

Катя повернулась на бок и приподняла почти прижатую к груди левую ногу. Аполлон взял её рукой под подколенный сгиб, поднимая ещё выше. И когда голень Кати оказалась у его лица, он нежно поцеловал её, и заскользил по ней губами к щиколотке.

Катя почувствовала, как член внутри её лона стал наливаться живительной силой, расти и твердеть. Она ощутила, как Аполлон обхватил своей рукой её бедро, словно бы натягивая её за него на своё естество. При этом он плотно сжал её своими бёдрами со стороны попы и живота.

Губы Аполлона уже медленно скользили по щиколотке Кати, пока не вобрали в себя большой палец. Аполлон всосал в рот этот палец, млея от наслаждения. Он почувствовал, как на зубах скрипнул песок, но даже не придал значения этому неудобству – он ласкал любимую женщину, он видел, как ей хорошо!

А Катя, действительно, просто потеряла себя в сладкой истоме. Она приоткрыла глаза, затуманенные сладострастием, посмотрела на своего любимого, вобравшего в рот и в упоении сосавшего и ласкавшего языком уже все пальчики её ноги, и громко и сладко застонала.