Он энергично растерся полотенцем, натянул трусы — этот жест всегда одинаков, начиная с появления кальсон, — потом брюки, затянул ремень, надел носки — не без усилий, потому что кожа была еще влажной, застегнул на запястье часы и подобрал несколько выпавших из кармана бумажных купюр.
— Как тебя зовут? — спросила я.
Не отвечая, он улыбнулся.
Я подошла к нему так близко, что наши тела соприкасались, и прошептала на ухо:
— Скажи мне...
Молчание.
Я слегка отстранилась — как раз достаточно, чтобы увидеть, что он улыбается; тогда я стиснула кулаки, слегка толкнула его в плечи и повторила:
— Скажи мне! Ну же!
Потом, уже громче:
— Ты знаешь мое имя, адрес, номер телефона, а я — что я о тебе знаю?
Я снова толкнула его кулаками, словно в боксе.
— Зачем тебе знать?
Он схватил меня за запястья. Я не уступила и продолжала сопротивляться, пока не почувствовала боль. Наконец он сдался:
— Жан.
— Жан, и все?
Неужели у этого мужчины, такого великолепного, такого таинственного, с такими черными глазами, такое коротенькое заурядное имя?
— Жан — а дальше?
— Просто Жан. — Он устало вздохнул.
Я повторила:
— Жан — а дальше?
Потом, не удержавшись:
— Тебе на меня наплевать?
Он улыбнулся. Ему было на меня наплевать. Уж лучше бы я молчала!
Этот человек был таким загадочным, что я ожидала услышать имя из тех, что слышишь во сне.
Но я обманулась.
— Скажи мне что-нибудь... Мне нужно знать, о чем ты думаешь, здесь и сейчас!
Я избегала того, чтобы назвать его по имени — оно еще не стало для меня привычным. Кроме Жана де Лафонтена, Жана Расина и Жана д'Ормессона, других Жанов я не знала [1] Жан де Лафонтен (1612-95) — французский писатель; автор знаменитых «Басен» (1668-94). Жан Расин (1639-99) — французский драматург. Жан д'Ормессон (р. 1925) — французский писатель и историк кино.
. Никого из моих знакомых так не звали.
Он оставался совершенно бесстрастным, и я вновь толкнула его сжатыми кулаками.
Но что значили для него эти удары? Он был тверд, как камень, скала, бетонная глыба — и так же нем.
Почему он молчит? Почему не разговаривает? Может быть, его речь столь же банальна, как и его имя?
Слишком сильно нажимая на него, я рискую разочароваться. Итак, пусть тайна остается тайной.
Он с легкостью схватил меня за запястья и сжал их.
Я произнесла фразу, забытую со времен начальной школы:
— Ты злоупотребляешь своей силой.
Его губы слегка раздвинулись, словно он не мог сдержать усмешку. Затем, без всякого предупреждения, он поцеловал меня в лоб и быстро отстранился.
«Мерзавец!» — промелькнуло у меня в голове.
Вслух я сказала:
— Когда-нибудь ты заговоришь со мной, но я уже не захочу слушать!
Дверь за ним захлопнулась.
Ни шороха, ни шепота, ни разговора вполголоса, ни нежности, ни засыпания вдвоем, ни сигарет, лишь немного шоколада, приготовленного для него, грусть, накатившая волной, заставляющая меня беспокойно ворочаться с боку на бок — не слишком приятное ощущение...
Я еще раз повернулась, одурманенная, натянула на голову простыню, повторяя его жест, и снова оказалась под сводом палатки…
Простыни еще хранили его запах, и я вдыхала его. Он был особенным — кислород, углекислый газ; он пробуждал жизнь и гасил ее, давал надежду и отбирал — с каждым вдохом и выдохом.
Достаточно было бы поверить в него, в его благосклонность, чтобы начать засыпать. Но он не дал мне ничего, никак не утешил. Было бы слишком самоуверенно, оптимистично и наверняка опасно поверить во все, что бы он ни пообещал. Страсть непостоянна, неподконтрольна, а молчание полно ловушек, в которые я беспрестанно попадаю.
Он дал мне свободное пространство, и я заполняю его словами.
Если бы он заговорил со мной, я бы не знала, как это истолковать.
Он дал мне молчание,
Я — толковательница,
Обитательница,
Временная гостья,
Повелительница тишины.
Я живу в молчании, и молчание живет во мне.
До завтра — если захочешь, любовь моя.
E-mail Клементины Идиллии
Идиллия, а что если ты влюбилась в молчание?
Чертовски ловкий прием!
Но мне бы хотелось быть любимой по-настоящему.
Раньше мой муж был болтлив и влюблен.
E-mail Идиллии Клементине
Есть шанс, что в конце концов я начну все сначала.
Кроме невразумительного бормотания и нескольких нечленораздельных звуков за чашкой кофе, он ничего не произнес — ни одного слова из тех, что трогают душу и заставляют ее раскрыться. Ни одной фразы из тех, что влекут за собой другие, словно изгибы горной дороги.
Читать дальше