Неджма - Ваниль

Я все еще рассматривала прекрасное лицо, когда Ашаман нарушила молчание, приказав:

— Позволь тете Зобиде проверить.

Малышка бросила на меня взгляд, в котором я не смогла отличить надежду от ужаса. Она встала, подняла платье и медленно опустила трусики. Я попросила ее развести ноги. Она подчинилась. Я раскрыла лепестки вульвы и осмотрела ее. Она закрыла глаза. Ее оболочки были белыми — знак того, что семя мужчины никогда туда не изливалось. Только внешние, потревоженные, стенки окрасились в гранатовый цвет. Я ввела палец глубже. Ее дырочка была стянута, как в день ее рождения. Я произнесла свой вердикт:

— В Лейлу никогда не входил мужчина, я в этом уверена. Ее влагалище нетронуто.

Мои слова, казалось, не успокоили девушку. Она ответила:

— Может, я и девственница, но моя жизнь разрушена! Моя жизнь разрушена! Я больше ни на что не гожусь.

Я попыталась ее утешить, затем собралась уходить, когда Ашаман вскричала:

— Я знаю!

— Что ты знаешь?

— Это из-за мамы.

— Про мертвых вспоминают только хорошее.

— Точно, она закрыла ее, как и нас всех, когда мы созрели.

— Как? — спросила малышка, широко раскрыв глаза. — Что сделала мама?

Ашаман не обратила внимания на сестру. Приподняв брови, поднеся руку к подбородку, разговаривая со своей покойной матерью, она прошептала:

— Мама, ты забыла ее открыть перед браком!

— Что она сделала? — снова спросила Лейла.

— Нам нужно просто раскрыть ее, — продолжала Ашаман, не отвечая на вопросы сестры.

У меня внезапно явилась идея. Я не подала виду и сказала старшей сестре:

— Конечно. Но ты знаешь, что малышку может раскрыть только та, кто ее закрыл. Это она должна произнести формулу.

— Правильно! — воскликнула Ашаман, снова хлопая себя по щеке. — Кто закрыл Лейлу? Великий Боже! Кто закрыл Лейлу?

Я едва удерживалась от смеха, смотря, как худенькая Ашаман ходила туда-сюда по дворику в развевающемся желтом брачном кафтане. Ее озадаченное лицо исказилось, она била себя ладонью по щеке, повторяя:

— Кто закрыл Лейлу? Кто закрыл Лейлу?

Потом спохватилась:

— Я дурочка! Мама должна была обратиться к Зобиде. Это она закрыла моих сестер и меня.

— Вы? — спросила Лейла, изумленно смотря на меня. — Что вы сделали?

— Нет, глупая, — ответила Ашаман, — это не тетя. Это Зобида из Васаха.

Я повернулась к Лейле:

— А ты помнишь ту, кто тебя закрыл?

— Я вообще не понимаю, о чем вы говорите, и никто мне ничего не объясняет! Ах, если бы мама была жива!

И она снова начала плакать.

— Нужно найти Зобиду! — воинственно заявила Ашаман. И продолжила: — Этим же вечером, обязательно! Нужно спасти честь Лейлы!

Мы дождались наступления следующей ночи, чтобы пересечь деревню. Укутавшись, мы нервно шагали под лай собак, а луна насмешливо улыбалась нам с неба.

Я без особой уверенности следовала за Ашаман, которая спешила вперед в своей чадре, рассказывая мне о своих страхах:

— Все те, кто никогда не любил мою семью, обрадуются возможности оболгать нас, начиная с моих своячениц!

— Замолчи, у ночи есть уши.

Ашаман не обращала внимания на мои советы:

— После скандала я видела самую молодую из них. Она поторопилась избавиться от хны, которую делила с Лейлой, потому что боялась разделить ее участь!

Мы шли вдоль русла. Влага покинула его, оставив одни лишь камни да колючки.

Увидев другой берег, Ашаман прижала чадру к лицу, и половину ее слов приглушала ткань:

— Негодяйки!.. Мерзавки! и мать Тарека… порочит нашу репутацию… за кого она себя принимает? Кто ее сын? Она считает, наверно, что это пророк Иосиф или калиф Аравии! Бедный секретарь, прислужник!.. Если он и там справляется как… в постели, это не вина моей сестры!

Южный берег хаотично расстилался перед нами, растерзанный скопищем хижин, погруженных в настороженную тишину. Только несколько огней освещали хижины с земляным полом, склады зерна, где бродили покорные курицы и бесхвостые петухи. Шатались мужские тени, вытянув вперед руки и ища в темноте свой дом.

Ты знаешь это, как и я, Али. В Васахе живут самые бедные, отбросы общества, читающие по кофейной гуще, похитители мулов, безработные, проститутки, все, кого Бог втолкнул туда, где сожительствуют порок и неустроенность, куда Зебиб выбрасывает грязь и болезни, страхи и смутьянов, где сеет и пожинает самые ужасные происшествия. Только жандармы рискуют соваться в эту кучу мусора на свой страх и риск, некоторые игроки в мезуар и сутенеры, собирающие с проституток налог пропорционально их прелестям, иногда возрасту, почему не форме влагалища, в конце концов! Именно сюда пробирается по вечерам знать Зебиба, которая считает себя защитниками нашей чести днем и забывает ее ночью между бедрами проституток. Муж Ашаман, к примеру. Я знаю, что ей об этом не известно. Я не собиралась ей говорить, и, в любом случае, она, даже если бы знала, притворилась бы, что ничего не видит. Возможно, она стремилась восстановить репутацию своей сестры из страха, что ее собственная будет разрушена членом ее мужа.