Ирина Горюнова - Доминанты

Просыпаюсь и подхожу к окну. Еще довольно рано: невыспавшиеся люди нехотя бредут на работу, Тверская улица уже запружена автомобилями, и окружающий мир до оскомины обычен. Гул утреннего города-муравейника кажется успокаивающим: я могу встроиться в него в любой момент, и моя отделенность – признак моей воли и доли отвоеванной свободы. Тем не менее, я чувствую раздражение. Оно растет во мне, надувается, словно воздушный шар, и готовится взорваться в подходящий или неподходящий момент. Это пугает. С минуту я размышляю, не разбить ли тарелку, чтобы выплеснуть негатив, но потом скупердяйство и расчетливость берут верх. Иду в ванную, и струи контрастного душа вымывают из меня неудобное чувство, вернее, гасят его на время. Завариваю кофе и размышляю о том, что же произошло. Не помню, что мне снилось, но вяжущий, горьковатый привкус неприятного пробуждения остался, клубясь в сознании обрывками тумана. В меня просочилась, проникла некая тревога, вибрирующая во мне и вызывающая неприятный зуд.

Вчерашний день. Ольга. Вот откуда. Она странная, словно лангуст, или спрут, или кальмар. Вы можете понять мысли кальмара? Нет, вы даже не допускаете возможности подобного, потому что это низшее существо, неспособное на размышления, но… кто его знает? А вдруг? И если оно не думает, значит, его поступки непредсказуемы, а обусловлены инстинктами. Чтобы просчитать их, необходимо знать принципы бытия данного существа. А я их не знаю. И Маэстро не хочет говорить на эту тему. Впрочем, теперь мне кажется, что я не знаю и его, – он лангуст. А кто я? Добыча? Или более крупный хищник, почему бы и нет? Отрываю от цветка алоэ спрутье щупальце и вожу по губам, размазывая сок. Это ощущение жизни. Задумываюсь над тем, что за последнее время я только и делаю, что испытываю раздражение: на мать, бабушку, мужа, свекровь, себя, свое существование… Меня раздражает происходящее, но этого мало. Вся жизнь – суть раздражение: раздражение вкусовых рецепторов, обоняния, осязания… Раздражение разных органов чувств. Даже сексуальное возбуждение равно раздражению, например, эрогенных зон. Нервные импульсы размножаются подобно бактериям, раздражители множатся, и я поддаюсь очередному влиянию, раз за разом.

Решаю не ждать звонка Максима и взять ситуацию под контроль. Звоню Сонишне. По голосу чувствую, что она еще спит, но нагло заявляю, что нам надо поговорить.

– Слушай, – зевает она, – ну что ты мечешься, как муха в банке? Получай удовольствие или забей. Я, даже когда страдаю, ловлю кайф.

– Сонь, – тяну я, – тут такое произошло!

Рассказываю вчерашние события, чувствуя, что моя подруга потихоньку оживляется.

– Кать, как ты понимаешь, у меня тоже все как в кино, но все это могло подождать до полудня. Дай хоть кофе сварю.

И она гремит туркой.

– Это ты привыкла со своими демонами куролесить, – ворчу по привычке. – А для меня это внове.

– Да ладно! Тебе только так кажется. Между нами большой и жирный знак равно. Ты просто не хочешь этого замечать. И твое раздражение оттого, что ты не можешь управлять процессом. Ты доминант, похлеще своего Маэстро, – альфа-самка. Кстати, я тут моего прогнала – застукала его в очередной раз с Маринкой. Засветила ему по морде, он мне тоже, теперь сижу дома. С таким фингалом на улицу не выйти.

– Да ты что? Он поднял на тебя руку? Скотина.

– Я первая начала.

– Все равно, мужчина не имеет права бить женщину!

– Согласна. Тем более что он мне опять врал, что там все закончено, а сам заливал ей про неземную любовь. Я разъярилась до невозможности. Теперь не отвечаю на его звонки, а иногда даже не выхожу, потому как он сидит под дверью и режет вены.

– У него детство в заднице играет? Вызови ему «скорую», психиатрическую. Может, вылечат.

– Да вызывала. Им без разницы. Перебинтуют и отпускают. Угрозы, типа, не представляет, зачем койко-место на него тратить.

– Опять простишь?

– Посмотрим, – после паузы отвечает она. – Сначала думала – ни за что, а теперь жалко. Свое дерьмецо все же.

– Свое дерьмецо ты в унитаз спускаешь, а не консервируешь на память, так что не надо. Забудь.

– Да скучно без него как-то. Адреналина нет.

– Не понимаю. Люблю тебя, Сонишна, но не понимаю. Он альфонс, мало зарабатывает, заставляет Маринку выходить на панель… Неопрятен. У него длинные растрепанные волосы и не хватает зубов, ходит расхристранный, в старой мятой одежде… Ну что там может быть привлекательного?