Сладострастный монах

Словно желая показать, что ее нимало не испугали мои угрозы, она швырнула в меня еще пригоршню цветов. В этот момент я забыл о своей робости. Кроме того, теперь я не опасался быть замеченным, ибо становилось все темнее. Когда я кинулся на нее, она оттолкнула меня когда я поцеловал ее, она влепила мне пощечину; когда я повалил ее наземь, она извивалась подо мною, точно змея, но я крепко сжимал ее и через корсаж целовал ее грудь; когда я полез рукой к ней под юбку, она завопила и стала царапаться, как дикая кошка. Сюзон защищалась столь успешно, что я был вынужден отказаться от своих поползновений и со смехом отпустил ее, показывая тем самым, что намерения мои не были злостными.

— Сюзон, — примирительно начал я, — у меня и мысли не возникло причинить тебе какой-либо вред. Я просто хотел научить тебя тому, что пришлось бы тебе по душе.

— Могу себе представить, — ответила она дрожащим голосом. — Смотри, сюда идет матушка. Сейчас я…

— Дорогая сестричка, — оборвал я ее, — прошу тебя хранить о сем молчание. Я все на свете сделаю для тебя, коли ты не проговоришься. Легкий поцелуй в щеку явился своеобразным знаком согласия. Когда к нам подошла Туанетта, Сюзон не проронила ни слова, и мы втроем вернулись домой к ужину, на который пригласили отца Поликарпа, принесшего мне в подарок обнову. Временами в нем просыпалась совесть, и тогда он являл очередное свидетельство монашеской щедрости по отношению к приемному сыну Амбруаза. Такая расточительность не могла не породить подозрений относительно доподлинности версии о моем происхождении, но местные крестьяне, наивные и простодушные по преимуществу, не стремились знать больше того, что им было положено, а кто еще мог заподозрить скрытые мотивы, двигавшие благодетельными монахами? В нашей деревне они пользовались неподдельной любовью, были всем и каждому надобны и, вследствие этого, их окружал почет и уважение.

Однако позвольте вернуться к своей персоне.

Я рос проказливым мальчуганом, но это мне всегда сходило с рук. Глаза мои смотрели шаловливо, а длинные, спадавшие на плечи черные волосы подчеркивали белизну лица. В одежде я был весьма опрятен.

Как я уже упомянул, Сюзон составляла букет для мадам Динвиль, своей крестной матери, муж которой заседал в городском совете Руана. Сама же мадам имела привычку наезжать в загородный замок, чтобы попотчеваться парным молочком и вдохнуть свежего воздуху, целительного от недомоганий, вызванных обильным потреблением шампанского и другими неумеренностями.

И вот Сюзон нарядилась в лучшее платье, отчего стала еще желаннее для меня, и спросила, не угодно ли мне будет пойти с ней в замок мадам. Я с восторгом принял ее приглашение. Когда мы добрались до места, обнаружилось, что владелица поместья наслаждается вечерней прохладой в павильоне. А теперь вообразите себе даму среднего росту, с каштановыми волосами, белой кожей и ничем не примечательными чертами, но с живыми, сверкающими очами, излучавшими умный взгляд, и роскошным бюстом. То, что я упомянул последним, бросилось мне в глаза прежде всего, ибо я всегда питал слабость к сим божественным полушариям. Одно из высших наслаждений в этой юдоли слез, которую мы называем жизнью, — это иметь в обеих руках по такому полушарию. Однако, довольно об этом.

Завидев наше приближение, мадам Динвиль приветствовала нас мановением руки, но не изменила своего положения на канапе, в котором полулежала, свесив одну ногу на землю. На ней была такая коротенькая сорочка, что казалось вполне возможным узреть то, к чему стремится всякий истинный мужчина. Более того, корсаж мадам был выполнен из легкой, полупрозрачной материи. Воспоминания о Туанетте и отце Поликарпе оживились с новой силой, покуда я алчно пожирал глазами госпожу Динвиль.

— Добрый вечер, дитя мое, — радостно приветствовала она свою крестницу. — Значит, ты не забыла о моем дне рождения и пришла навестить меня. Спасибо за чудесные цветы. Подойди и поцелуй меня.

Сюзон, как ей было велено, приблизилась к мадам и запечатлела на каждой щеке по поцелую.

— А это, — спросила мадам, глядя на меня, — что за ладный паренек? Молодой девушке вроде тебя рановато гулять с кавалерами. Стыдись.

Я опустил глаза, а Сюзон объяснила, что я довожусь ей братом.

— В таком случае, — промолвила мадам Динвиль, — добро пожаловать. Мне бы хотелось узнать тебя получше. Ты тоже можешь подойти и поцеловать меня.

Едва я оказался рядом с нею, как она первая прильнула к моим губам и выпустила язычок в мой рот, а тем временем пальцами перебирала мои кудри. Прежде я никогда не целовался таким образом и посему весь задрожал от неожиданного ощущения. Робко заглянув ей в глаза, я заметил в них искры страсти, но тут же поспешил отвести взгляд. Второй поцелуй, ни в чем не уступавший первому, укрепил мою уверенность, хотя все это могло оказаться не более чем дружеским приветствием. Однако я был несколько озадачен столь бурным проявлением дружеских чувств.