Донасьен Сад: Двойное испытание

— И вы желаете, чтобы я воспользовался ею?

— Я этого не сказала, но не говорила и обратного: я просто не знаю, что со мною сталось.

— Однако, сударыня, — произнес Селькур, вставая, — разум еще не покинул меня, а любовь, освещающая путь мой, хочет остаться чистой, как и предмет, возбудивший ее. Будь я столь же слаб, как и вы, наши чувства вскоре угасли бы. Я мечтаю… о руке вашей, а не о суетных развлечениях, ибо последние ведут к разврату и, оправдываемые исключительно безрассудством, быстро приедаются; тем же, кто, предаваясь им, забыл о чести и добродетели, остаются лишь сожаления. Возможно, рассуждения мои сейчас покажутся вам неуместными, ибо душа ваша возбуждена и вы готовы отдаться желаниям, навеянным уединением нашим. Однако после основательных размышлений они перестанут вас удивлять: тогда я снова упаду к стопам вашим и буду умолять вас принять от супруга извинения любовника.

— О, сударь, как я вам обязана! — ответила графиня, приводя себя в порядок. — Пусть же женщины, кои подвержены забывчивости, всегда находят таких мудрых мужчин, как вы! Ради Бога, прикажите, чтобы сюда как можно скорее доставили какую-нибудь карету: я отправляюсь домой оплакивать свою слабость.

— А вы уже в карете, сударыня. Это немецкая берлина, и по первому же приказу шестерка лошадей увезет вас куда пожелаете: это последнее волшебство властелина Воздуха, но не последние подарки счастливого супруга Нельмур.

— Сударь, — смущенно ответила графиня, немного поразмыслив, — я необычайно вам признательна и жду вас у себя… Дома вы увидите меня более рассудительной, хотя и равно жаждущей соединиться с вами.

Селькур вышел из кареты, лакей захлопнул дверцу и спросил, куда ехать.

— Ко мне домой, — приказала Нельмур.

Лошади пустились в галоп, и героиня наша, до сей минуты считавшая, что находится в жасминовой беседке на ложе из свежих трав, помчалась в роскошном экипаже в Париж, куда и прибыла через несколько часов.

Первое, что поразило взор ее по возвращении домой, были богатые подарки, полученные от Селькура, и среди них маленький алмазный дворец.

— Мне кажется, — вслух произнесла она, ложась спать, — что этот человек рассудителен и безумен одновременно. Без сомнения, он станет прекрасным мужем, но для любовника он слишком холоден. Последнему не помешало бы побольше страсти… Впрочем, это не повредило бы и первому. Однако подождем его визита; я согласна любить его и вместе с ним предаваться увеселениям, но стать его женой и в скором времени разориться на весьма обременительных для состояния спектаклях меня вовсе не устраивает. Что ж, пусть же сон мой будет сладок, если действительность пока весьма туманна… О, как верно говорят, — добавила она, зевая, — никогда нельзя доверять мужчинам.

— Я сумел распознать обман, — рассуждал тем временем Селькур. — О, Дольсе, какая между вами разница! Вторая часть испытания, ожидающая это удивительное создание, становится излишней. Там, где царит добродетель, непременно должны присутствовать и все прочие достойные свойства женского характера. Если женщина умеет избежать ловушек, расставленных чувствам ее, как сумела сделать Дольсе, то я, несомненно, могу довериться ей; та же, кто при малейшем соблазне забывает о чести и сердечной доброте, не может вызывать никакого доверия. Однако, — добавил он, поразмыслив, — я все же обязан довести задуманное до конца, дабы потом мне не в чем было себя упрекнуть.

Состояние обеих женщин, прошедших через искус Селькура и знавших о существовании соперницы, было равно неутешительным. Получив подарки и доказательства любви, Дольсе была счастлива. Но после всего случившегося (а именно: праздника для Нельмур) ее чувствительная душа облеклась в траур и сама она пришла в такое плачевное состояние, в каком только может оказаться искренняя и любящая женщина, узнав об измене возлюбленного. Со своей стороны, госпожа де Нельмур также получила доказательства любви и подарки, а душа ее, хотя и не испытала волнений подлинных чувств, после последнего объяснения с Селькуром ощутила все же укол, след от которого у женщин гордых и самолюбивых обычно долго не заживает. Что касается надежд, то у обеих женщин они были одинаковы: обе могли рассчитывать на руку Селькура. Итак, ловкий искуситель сумел так провести испытание свое, что, хотя обе женщины по-разному проявили себя, они тем не менее по-прежнему находились в равных условиях. И именно оставшаяся часть проверки должна была окончательно подвести Селькура к мысли о полном различии душ их. Как следует поразмыслив, Селькур решил приступить к новому испытанию.